Клуб «Симбирский глагол». Ведущий Клуба – Жан Миндубаев. Тема заседания: «Защитники отечества». От ведущего.    22 июня 1941 года фашистская Германия напала на СССР.  Весь советский народ встал на защиту Родины. Война была названа Великой Отечественной. Мужское население было мобилизовано, за исключением специалистов, без которых не могли нормально работать гражданские предприятия. На фронт уходили добровольцами юноши, не достигшие призывного возраста, девушки. Пожилые мужчины записывались в ополчение. На  оккупированных территориях советские люди вступали в партизанские отряды.... Партизанским отрядам большую помощь оказывали и дети. ?ногда они становились сынами полков. На всех фронтах защитники Отечества проявляли чудеса храбрости и самоотверженности. Бойцы бросались под танки со связками гранат.... Закрывали своим телом вражеские амбразуры. Раненые, не излечившись до выздоровления, уходили снова на передовую. За героизм, проявленный в боях, 11 038 человек были удостоены высшей награды Родины, звания Героя Советского Союза, среди них 153 человека стали дважды Героями Советского Союза. Среди Героев было 90 женщин. Более половины были удостоены высокого звания посмертно. Это – скупая хроника тех героических лет. За далью времени, за цифрами и фактами встает грандиозная битва,  семидесятилетнее победоносное завершение которой мы будем отмечать в мае будущего года.   К этой славной дате готовится книга воспоминаний тех отважных людей, которые  грудью встали на защиту  нашего Отечества. Клуб «Симбирский глагол» начинает    серию публикаций этих незабвенных мемуаров...                                       ****** Об авторе. Анциферов Геннадий Васильевич родился 23 декабря 1925года в селе Песчаное Восточно-Казахстанской области в семье потомственного сибирского казака. После семилетки поступил в Алма-Атинский техникум, откуда в феврале 1943г. был призван в ряды Красной Армии, и направлен в  пехотное училище в городе Чарджоу. В июле 1943 г. по добровольному отбору был направлен  в  воздушно-десантную  бригаду.  В составе ВДВ участвовал в боевых сражениях на Днепре, в Свирской операции, в  освобождении Беларуси, Венгрии, Австрии, Чехословакии. С 1946 по 1950 г.г. служил в  Свирской Краснознаменной ПДД 37 ВДК на Дальнем Востоке (Манзовка). В 1950г. демобилизовавшись, поступил учиться в Новосибирский ?нженерно-строительный институт. По окончании был направлен в ?ркутск, где участвовал в строительстве многих предприятий. Затем, он был направлен в Ульяновск на строительство Мемориального комплекса в качестве главного инженера треста №1. В 1973 г. приказом Минстроя СССР был назначен главным инженером Главульяновскстроя. Участвовал в руководстве строительством УАПК (Авиастар), УЦМ и Нового города. В 1986г. вышел на пенсию. Награжден орденами: «Отечественная война 2степени»; «Слава 3 степени», «Трудового Красного Знамени»; медалями: «За отвагу», «За взятие Вены», «За освобождение Белоруссии», «За победу над Германией». Лауреат Государственной Премии РСФСР. Автор книг: «Технология легкобетонных конструкций», «Трудное счастье строителя», «Наблюдения ветерана», «Строители на просторах Симбирско-Ульяновского края». Мы публикуем некоторые главы из книги воспоминаний Г.Анциферова о днях войны.   ЭТО БЫЛО НА ВОЙНЕ… Нет! Не исчезнут никогда ?з памяти солдата ? те военные года, ? павшие ребята. ============= Великая Отечественная война для советских людей началась 22 июня 1941 года с нападением фашистской Германии на СССР. Я, пятнадцатилетний паренёк, не предполагал, что мне придётся быть участником Великой и жестокой войны.... В начале февраля 1943 года я получил повестку из Сталинского райвоенкомата города Алма-Аты и прибыл со своими скромными вещами на призывной пункт. Посадили всех новобранцев в вагоны и, кого куда, а меня, практически 17-ти летнего юношу, направили в Орловское пехотное училище, в ту пору, находившегося в Туркмении, в городе Чарджоу. Там, ускоренным методом за 6 месяцев призывников 1925 года рождения с образованием 9-10 классов, или из техникумов, как меня, учили на командира взвода. При выпуске присваивали офицерское звание младшего лейтенанта. Во время эшелонного движения в вагоне теплушке я более близко познакомился с таким же, как я, призывником, Михаилом Запеваловым, которого я впервые встретил на призывном пункте. Отец его в то время был на фронте, как кадровый офицер-пограничник. Мы с Михаилом по своему мировоззрению были близки. Так сложилось, что весь семилетний период службы в Красной Армии, мы с ним были в одном подразделении. По прибытии в военное училище, эвакуированного из Орла в Чарджоу, всю нашу призывную команду вымыли в бане, одели в свежее обмундирование, накормили и поставили на карантин. Начались трудные военные будни. Все курсанты учебной роты одинаково несли по очереди дежурство на посту, уборку казармы, караульную службу, работу на пищеблоке. Основное занятие – подготовка на плацу и изучение всех видов оружия (стрелкового, артиллерийского, противотанкового). Настойчиво изучали уставы, регулярно проводились политзанятия. Когда до окончания училища оставался месяц, пришёл приказ – на фронт. Видимо этого требовала военная обстановка на фронте... Через две недели мы оказались под Москвой, где в это время формировались воздушно-десантные войска. Возраст воинов –десантников был не старше 1923 года рождения и не младше 1925 года. Нашей 19 бригадой командовал подполковник Герасимов. Командиры отделений, взводов, рот, батальонов были фронтовиками из-под Сталинграда, Вязьмы, Старой Руссы, ранее служившие в воздушно-десантных войсках (ВДВ). Все они имели большой опыт, некоторые прибыли из госпиталей. Наши подразделения размещались за городской чертой города Дмитрова. Ежедневно занимались изучением материальной части парашютов П-6 и ПД-41и их укладки. Тренировались в прыжках на многоярусной прыжковой установке. Вестибулярный аппарат тренировали на центрифуге. В этот же период нас также весьма настойчиво тренировали тактике ведения боя в тылу противника. Много внимания уделялось принципам круговой обороны. Наступательный бой , рукопашные схватки, диверсионные приёмы борьбы, снятие часовых, захват «языка», штурм укреплений всё это входило в повседневность нашей военной десантной жизни. Большая физическая нагрузка была на учениях, которые начинались в любое время дня и ночи. Пешие переходы были с полной боевой выкладкой проходили регулярно через 10 – 15 дней. После проведённых учений состоялось вручение бригаде Гвардейского знамени, а десантникам присвоение десантного значка и значка парашютиста. Вручение Гвардейского знамени проводилось по торжественному ритуалу с оркестром. Знамя командиру бригады вручал  командир корпуса генерал-лейтенант Миронов с представителем политуправления воздушно-десантных войск, при этом командир 19 бригады подполковник Герасимов зачитал перед строем текст присяги-клятвы. По тексту через абзац командир произносил: «Клянёмся!». Строй десантников повторял: «Клянёмся!». Затем командир целовал знамя, склонившись на одно колено. Знаменосцы прошли перед строем со знаменем, а строй приветствовал громким «Ура!». В заключении перед знаменем и командованием бригады торжественным маршем под оркестр прошли строевым шагом все ее подразделения. ?так, мы готовы были вступить в любую минуту в схватку с фашистами. События на фронтах подсказывали нам, сытым, одетым, обученным, крепко вооруженным бойцам-десантникам, что наша очередь защищать Родину - СССР не за горами. Участие в боевых операциях на Воронежском и Первом Украинском фронтах На фронте гремела Орловско-Курская дуга. В военной истории она именуется «Курская битва» (5-23 июля), в которой фашисты планировали взять реванш после Сталинградского поражения. После гигантских сражений и проведения победной Орловской операции (с 12 июля по 18 августа) Красная Армия не только «выправила» Орловско - Курскую дугу, но и, разгромив орды фашистов в этом сражении, вышла к Днепру. В этот период волей судьбы мне пришлось в составе своего подразделения оказаться в боевых порядках 5-ой воздушно- десантной бригады под командованием её славного комбрига - подполковника П.М. Сидорчука. Опытного, уже обстрелянного, строгого, иногда вспыльчивого, но справедливого командира. Личный состав бригады ему верил и любил его. 5-я гвардейская воздушно-десантная бригада была  сформирована в городе Киржаче, что во Владимирской области. На плечах отступающих гитлеровцев, части 40-й  и 3-ей танковых армий на правом берегу в излучине Днепра захватили небольшой плацдарм у населённого пункта Великий Букрин.  Для его устойчивого расширения решено было выбросить воздушный десант. Предварительная разведка установила, что на занятой противником стороне Днепра серьёзных сил не обнаружено, поэтому был приказ фронта: выбросить десант в составе 1-ой, 3-ей, 5-ой бригад, которые объединились в корпус под командованием генерала ?.?.Затевахина. Штаб фронта указал места высадки парашютистов-десантников в районе 4-24км северо-западнее Канева. От авиации дальнего действия были выделены 5-ый и 7-ой авиационные корпуса и 9-ая авиационная дивизия. Для руководства этими соединениями «ДДД» на воронежский фронт был направлен генерал Н.С. Скрипко. Самолеты Ли-2 предназначенные для десанта размещались в исходных районах на Лебедин-аэродроме, Смородино-аэродроме и на Богодухово-аэродроме, что около 200 км от места высадки десанта. Десантирование было назначено в ночь на 24 сентября 1943 года. Выброска первого эшелона десанта 3-ей и части 5-ой воздушных десантных бригад была осуществлена в ночь на 24 сентября 1943года в сложных метеорологических условиях. Противник обнаружил большое скопление самолетов и задействовал свои противовоздушные средства. Зенитный огонь вынудил наши самолеты поднять потолок до 800 и более метров вместо 400м, и поэтому выброска десанта получилась значительно рассеянной. К тому же, самолеты стали терять ориентиры, в результате, часть личного состава и грузы попали в расположение противника, что привело к большим потерям. Выявились серьезные недостатки в технической подготовке воздушно-десантной операции. Бригадами была потеряна связь с фронтом, и дальнейшее десантирование было прекращено (на левом берегу остались 1-я и часть 5-ой бригады). Сильный ветер разбросал десантников на большой площади, и это осложнило сбор. ? всё таки к утру 25 сентября десантникам удалось собраться в Таганчанском лесу. Отряд парашютистов в составе более 100 человек объединил старший лейтенант Ткачёв, который и взял на себя командование. Он из собравшихся бойцов и командиров организовал отряд по ротной воинской структуре. Они объединились с партизанским отрядом в серьёзную боевую систему. Десантники, заняв оборонный участок, окопались, построили землянки и боевые укрытия. Десантники вместе с партизанами наносили противнику дерзкие и сильные удары. 19 октября командир 5-ой бригады Сидорчук в соответствии с приказом командующего 1-ым Украинским фронтом генерала армии Н.Ф. Ватутина (бывший Воронежский фронт объединил под своим командованием отряд действовавший в районе села Мошны, под руководством старшего лейтенанта Ткачева и отряд, действовавший  в районе Таганчанского леса из состава десантников из 3-ей бригады). После этого приказа под единым командованием комбрига – 5 подполковника Сидорчука, оживилась борьба с фашистами в районе станции Таганча. Отряд парашютистов из третьей бригады 22 октября взорвал участок железной дороги между станциями Корсунь – Таганча. В результате был уничтожен воинский эшелон с немецкими вояками. В этот же день был опрокинут эшелон с боеприпасами и вооружением. Действительно, отлично подготовленные к борьбе в тылу противника бойцы и командиры парашютисты, оказавшись в столь серьезной беде, неся значительные потери, однако, не пали духом, не потеряли самообладание, а сразу вступили в бой. Командир 5-ой бригады подполковник П.М. Сидорчук, человек высокой воинской выучки, с сердцем патриота, коммунист объединил всех уцелевших десантников, а в Таганчанских, Каневских и Черкасских лесах и создал из них крепкую боевую единицу. Установил непрерывную связь с войсками фронта. А какие у него были единомышленники! Командиры С. Петросян, А. Блувштейн, А. Волгин, Г. Воронин, Д. Колесник, П. Бусаев, Г. Молдованский и другие. Они были кадровыми военными, красными командирами, сильными духом патриотами страны Советов. Я был комсоргом отряда. Если Большому десанту при десантировании 25 сентября ставилась задача, не допустить противника к плацдарму, захваченному 40-ой Армией, то теперь сводной бригаде (остатку от Большого десанта) следовало своими боевыми действиями способствовать севернее Черкасс успешному форсированию Днепра частями 52-ой армии. Десантники и командиры дрались в тылу врага геройски. Все были награждены орденами и медалями. Командир второго десантного батальона майор А.А. Блувштейн и командир третьего парашютно-десантного батальона старший лейтенант С.Г. Петросян за исключительную стойкость, личную отвагу и боевые успехи в боях в тылу противника, были удостоены звания Героя Советского Союза. Карельский фронт. Свирско-Петрозаводская операция   "Земля по прежнему крутилась по орбите Не зная всей трагедии причин. Они во мраке ночи утонули, Ушли во мглу неведомых пучин." ******* После Днепровской десантной операции мы, то есть я — Анциферов, старший сержант Черкашин, Запевалов, согласно предписания, в начале декабря 1943 года прибыли для дальнейшего прохождения службы в 19-ю гвардейскую бригаду в город Дмитров. По прибытии в бригаду, начались такие же напряжённые тренировочные будки боевой и политической подготовки, как и ранее. Усиленно занимались парашютной подготовкой. Мне пришлось квалифицироваться на укладчика парашютов роты. К тому же, меня назначили секретарём комсомольской организации роты (комсоргом). Пополнение личного состава шло за счёт молодёжи 1924-25 годов рождения. На моём счету были уже более шести прыжков с парашютом, в том числе один боевой, хорошо усвоенная материальная часть парашюта конструкции ПД-41, ПД-6 с ручным и принудительным раскрытием парашюта. Были проведены крупные бригадные учения. В январе 1944 года, в соответствии приказа народного комиссара обороны, из состава воздушно-десантных войск, сформировался 37 гвардейский стрелковый корпус в составе: 98-й гвардейской дивизии (командир — полковник К. Н. Виндушев); 99-й (полковник Блажевич ?. ?.): 100-й (генерал-майор В. А. Лещинин). Командиром корпуса был назначен генерал-лейтенант П. В. Миронов (в июне 1941 года он командовал 107-й Сибирской дивизией под Ельней). В нашей 98-ой гвардейской дивизии состояли 3 полка: 296, 299, 302, сформированных из 18-й, 19-й и 20-й бригад ВДВ. Командиром нашего полка остался подполковник Герасимов. Четырёх ротные батальоны стали трёх ротными. В начале июня 1944 года части и соединения 37-го гвардейского корпуса были погружены в эшелоны и направлены на Карельский фронт. Незадолго до выезда, отец сообщил мне трагическую весть. В Белоруссии погиб мой брать Александр. Это произошло 8 января 1944 года. Тяжко было переживать такое непомерное горе всей нашей семье, особенно маме... Но защита Родины, присяга, война — не позволяли нам, братьям-солдатам, расслабляться. Война продолжалась. По решению ставки верховного главнокомандования, в июне-августе 1944 года войскам Карельского фронта, которыми командовал маршал К. А. Мерецков, предстояло проводить Свирско-Петрозаводскую операцию. Одна из решающих задач в этой операции возлагалась на 37 гвардейский корпус (4-й Сталинский удар, так его в то время квалифицировали). Вот так пишет об этой операции маршал Мерецков: «9 июня мы  с Т.Ф. Штыковым были вызваны в Кремль. Сталин сказал нам, что Ленинградцы должны прорвать линию финской обороны, но им необходимо помочь. С этой целью от Карельского фронта требовалось срочно разбить Свирско-Сортовальсную вражескую группу войск. На подготовку отводилось не более 10 дней. Разработка задания была осуществлена в Ставке при участии А. М. Василевского, Г. К. Жукова и А. ?. Антонова, которые присутствовали при разговоре... В районе города Ладейного Поля имелся только стрелковый корпус... Но на прорыв полосы укреплений требовалось 3 стрелковых корпуса, а затем, для развития прорыва — ещё один стрелковый корпус... Когда я обо всём этом доложил, ?. В. Сталин сказал: «У вас один стрелковый корпус уже имеется; два мы дадим вам дополнительно, дадим и артиллерийскую дивизию...» Тут я стал настойчиво просить ещё стрелковый корпус, однако Василевский и Жуков категорически возражали. Обсуждение прекратилось. Вскоре А. М. Василевский и Г. К. Жуков ушли, а меня и Т. Ф. Штыкового ?. В. Сталин пригласил посмотреть салют в честь Ленинградского фронта. Когда после салюта мы прощались, Верховный Главнокомандующий сказал мне на ухо: «Я дополнительно выделю Вам тот стрелковый корпус, который вы просили». Обрадованные приятной вестью, мы отправились на командный пункт 7-й армии». Вот таким образом и определилась судьба нашего 37-го гвардейского корпуса. В сформированном из десантников, в 19-й бригаде (в 299 полку) 98-й дивизии этого корпуса мы с Михаилом Запеваловым в то время проходили службу. Свирско-Петрозаводская операция Карельского фронта готовилась и проводилась в сложных лесисто-болотистых условиях. На нашем Свирском участке, фронт стабилизировался ещё в конце 1941 года и вплоть до июня 1944 года, о чём нам подробно пояснили командиры. Финны постоянно совершенствовали свою оборону. Глубина её на наиболее важных участках достигала 6-8 км. В окопах имелось большое количество пулемётных точек и других огневых средств. Было установлено, что на каждом километре фронта сооружено по 9-12 дзотов и установлено по несколько колпаков с турельными установками. Основная полоса обороны противника проходила по северному берегу реки Свирь от Вознесенья до Свирьстроя. Её правый фланг, на который предстояло наступать частям нашего 37-го гвардейского корпуса, прикрывался Олонецким укреплённым районом. Это была своеобразная крепость, скрытая массивами леса и болотами. Наш 37-й корпус, входивший в состав 7-й армии Крутикова, наступал в правом эшелоне армии в направлении главного удара (98-я и 99-я дивизии). Особую сложность составляло форсирование реки Свирь шириной до 500 метров , так как северный берег её был сильно укреплён, к тому же нашей разведке, как выяснилось позднее, не удалось полностью вскрыть все огневые средства противника, находящиеся на переднем крае. Поэтому, как нам объяснили, форсирование реки Свирь планировалось осуществить в три этапа: первый — сначала передовыми батальонами дивизий первого эшелона, второй — по одному усиленному стрелковому полку от каждой дивизии (от 98 шёл наш 299 (19 бригада) полк, в том числе и наш 4 батальон) первого эшелона для расширения плацдарма и, наконец, третий — остальными силами дивизии. Непосредственная подготовка к операции проходила в период с 6 по 20 июня. Наша 98 дивизия сосредоточилась в районе восточнее г. Лодейное Поле. Здесь мы приступили к оборудованию исходного района для наступления. В прилегающем лесном массиве работало сапёрное подразделение по изготовлению плавсредств. Готовились лодки с подъёмом 10-12 человек (отделение). Эти лодки в ночное время каждое отделение на своих плечах из леса переносили к урезу веды на берег. ?з отдельных секций-брёвен готовились плоты, которые так же перетаскивались к исходному берегу и маскировались. Наш командир отделения сержант Черкашин получил такую команду, и мы всем составом в сумерках перенесли свою лодку, измазавшись «по уши», ибо она была вся в битумной массе для герметизации стыков досок. Места проходов к берегу к этому времени были разминированы от противопехотных мин. Но с нами случилась беда. Во время движения с лодкой отделение немного отклонилось от маршрута, и один боец-казах Арсикешев наступил на мину, которая, взорвавшись, оторвала ему пятку. Возникло замешательство, поверженный десантник от боли поднял крик. Мы опустили с плеч лодку на землю, а сами было бросились в стороны, но жёсткая команда командира «Ложись на месте!» успокоила бойцов. Подоспевший сапёр уточнил нам створ движения. Раненного бойца двое отнесли в медсанбат, предварительно остановив кровотечение и перевязав ногу, а мы продолжили перенос лодки в назначенное место, где её и замаскировали ветками прибрежных кустарников. Наша рота, как и все подразделения полка, находилась в укрытии (в окопах) обороны, созданной «УРовцами» в 300-400-х метрах от берега Свири, на окраине Лодейного Поля. В этот период довольно активно велась партийно-политическая работа. Я, как комсорг, провёл комсомольское собрание роты с повесткой дня: «Задачи комсомольцев в предстоящих боях».  За сутки до штурма Свири, в наш полк прибыла группа политработников из штаба фронта. Они провели с личным составом побатальонно, скрытно в лесу, обширную беседу — информацию с выступлениями опытных бойцов и самих политработников. Мне запомнилось выступление замполита дивизии, который, призывая к наступательному порыву и мужеству, упомянул, что кому-то суждено в этой битве погибнуть, но долг перед Родиной должен подавить личные слабости. Каждый отдельный бой, атака в особенности, требовали от бойца-десантника высочайшего напряжения морально-нравственных и физических сил. Это общеизвестное понятие по книгам и различным другим источникам, в том числе и по воинским уставам, было нами усвоено твёрдо, однако контролировать волей границу между долгом перед товарищами, Рединой и страхом за собственную жизнь, дано не каждому. Речь идёт о сознательном поведении в бою. Ведь во время атаки можно, как случалось с некоторыми, закрыв таза сидеть в окопе, не видя противника и его действий, или двигаться механически в наступательном бою, нажимая (а то и нет)спусковой крючок автомата, не поражая врага. Вот это я и считал поведением под влиянием страха. Мы с Мишей Запеваловым часто обсуждали эту тему и приходили к выводу, что нужно подавлять страх, ведь только это может способствовать сохранению жизни в бою и обеспечит победу над противником. Сражение нужно осознавать всеми душевными силами. Для сознательного поведения в бою так же важно постигнуть опыт, как мы выражались — быть обстрелянным. Ко времени форсирования Свири у нас с Михаилом и другими товарищами такой опыт уже был. Мы свободно отличали по свисту пули, чья она, по характеру завывания мин и снарядов, когда лучше всего пригибаться к спасительной земле. Знали так же, что у противника нервы так же не выдерживают напора огня. Умели подавлять танкобоязнь и знали, как вести себя под миномётным огнём. Всё это было нам известно, однако, перед очередным боем и, особенно, перед форсированием серьёзной водной преграды, гнетущее настроение и переживания не покидали нас всех, в том числе и меня. Перед арт. подготовкой я обошёл комсомольцев роты по взводам и ещё раз заручился их обещаниями быть активными во время форсирования. Я, в свою очередь, объявил, что при сигнале «В атаку!» поднимусь первым в своём взводе. Таких же, подобно мне, ребят, я подобрал и в других взводах, что бы комсомольцы не ударили в грязь лицом, не струсили. Как сейчас помню, в первом взводе был смелый воин Баженов, во втором — Френкель (кличка у него была школьная — Френя). Баженов и Френкель были алмаатинцами. В этом бою последний был ранен и я его больше не видел. 21 июня в 8 часов, над обороной врага появились наши бомбардировщики и штурмовики (?лы). Они обрушили на противника тысячи бомб и снарядов (PC). В 8.40 началась артиллерийская подготовка. В ходе её от нашего берега из соседнего полка отошли несколько плотов и лодок. С финского берега по ним открыли огонь неподавленные огневые точки. Однако на этих плотах и лодках были не десантники, а чучела и макеты оружия. Это был ложный десант. Для этого и были изготовлены плоты с чучелами, которые вызвались толкать 12 воинов-добровольцев из 300-го полка и 4 из 296 полка. ?м предстояло вызвать огонь на себя. Как только десантники достигли середины, противник усилил по ним ружейно-пулемётный огонь из уцелевших огневых точек. Заговорили и молчавшие до этого артиллерийские и миномётные батареи противника. Всё это с необходимой точностью тут же засекли наши артиллеристы-наблюдатели. Метким огнём артиллерия подавила обнаруженные огневые точки финнов. Под сильным огнём воины-десантники (16 человек – 16 плотов) достигли противоположного берега. Вслед за ними, под прикрытием огня всех видов, передовые подразделения первого эшелона начали подтаскивать к берегу десантные лодки и спускать их на воду. В 11 часов 35 минут началось форсирование Свири. Наш батальон (4-й) 299-гогвардейского полка 98 гвардейской дивизии (полковник Виндушев) ведя огонь на плаву из пулемётов и автоматов, в течении получаса переправился через реку в районе западнее города Лодейное Поле. Дивизия захватила плацдарм шириной 4 км и глубиной до 1 км. Этот плацдарм бы вскоре значительно расширен, что обеспечило переправу главных сил корпуса. Мы своим отделением под командованием сержанта Черкашина (зелёная ракета) быстро уселись в свою лодку и под огнём финнов двинулись через реку. При обстреле нашей лодки трое были тяжело ранены, а двое — убиты. Один из них — уже на берегу. В отделении осталось шесть человек. Сержант Черкашин присоединил нас к остаткам соседнего отделения, когда мы, после короткой атаки, овладели передними траншеями противника. Вообще, результат артподготовки был столь внушительным, что на захваченном плацдарме, кроме части ДОТов и ДЗОТов ничего и никого в живых не осталось. Не задерживаясь, наши подразделения двинулись вглубь обороны, где у противника оставались узлы сопротивления. Местность в глубине обороны была лесисто-болотистая и основные проходы, просеки и дороги были заминированы. Основной тракт на город Олонец был подорван фугасами, воронки от которых заполнялись болотной водой. Наша рота двигалась к опорному пункту Назарьевская, должна была преодолеть минное поле. Мы выстроились в колонну по одному. Впереди, предельно осторожно, двигался сапёр с миноискателем, очищая тропу от противопехотных мин. Хотя мы двигались, ступая след в след, двое всё-таки подорвались. А со мною был такой случай. После форсирования реки, продвигаясь через опушку леса, мы с Черкашиным обнаружили при пересечении дороги финскую походную кухню, которая была опрокинута на бок взрывом противотанковой мины. Рядом валялись трупы финских солдат и коней из упряжки. Мы, памятуя о различных сюрпризах, осторожно обследовали разбитую кухню и забрали имеющиеся там консервы, я взял три банки консервированной колбасы, которые положил в свой «сидор» - вещмешок. ? когда мы проходили через минное поле и на моих глазах подорвались два бойца, во время движения до моего слуха дошёл зуммер-звонок. Я замер в напряжении, ожидая под ступнёй взрыва мины. Но всё прошло, я очнулся, взрыва не было. Движение продолжилось, и я успокоился. Но перепугался значительно! Вскоре мы достигли рубежей опорного пункта Назарьевская, где, окопавшись, готовились к штурму укреплений. Уже находясь в окопной ячейке, мы решили поужинать. Ротный старшина хлопотал с горячей пищей в термосах, а мы с Михаилом принялись распечатывать прихваченные мною баночки с консервами. Съели две банки и взялись за третью. Припаянного ключика на её крышке не обнаружилось, а вместо колбасы в ёмкости оказались часы-будильник, которые тут же зазвонили. ? моментально стало ясно, какой звук перепугал меня на минном поле. А банка с консервами оказалась давно опустошённой и закрытой конической крышкой, видимо это сделала обслуга той финской походной кухни, где я взял банки с консервами, как трофей. Под Назарьевской был ранен командир полка Герасимов. На другой день мы взяли опорный пункт, Назарьевскую, хотя сходу этого сделать не удалось. Под нашим напором противник так же сдал Кинкеево и опорный пункт Парфирьевскую, откуда я написал первое письмо с этого фронта домой. Финны огрызались, но эти пункты сдали, боясь попасть в окружение, ибо соседний 300-й полк пошёл в обход, с выходом к укреплённому району Карельская. Последующий бой был успешен только благодаря артиллеристам, особенно, когда ударили «Катюши» (PC) Уж кто-кто, а «Катюша» знала подход к упрямому противнику. Тяжело было продвигаться нашим подразделениям по болотам и лесам. Единственную дорогу к очередному узлу сопротивления «Самбатукса» противник, отступая, по-прежнему подрывал фугасами, создавая огромные воронки-препятствия, и в промежутках между ними устраивал лесные завалы путём подрыва деревьев около обочины. К тому же, финны оставляли в завалах засады, а на деревьях «кукушек». Последние особенно нам досаждали. От «кукушки» погиб начальник штаба одного из полков нашей 98-й дивизии. Произошло это на моих глазах. Наше подразделение продвигалось по просеке лесного массива на стыке 302-го полка, отряд которого вместе с комендантским взводом и начальником штаба полка майором (фамилии не помню) вышел нам на встречу для согласования совместных действий по обходному манёвру в боях за Самбатук- су. Командиры, на минуту проявив неосторожность, собрались на просеке в группу изучить топографические карты. Раздалась длинная очередь из ручного пулемёта по скоплению бойцов и группе командиров. Финский снайпер, обстреляв нас, спрыгнул с дерева и, бросив оружие, исчез в лесу. Обидно было, что мы его так и не настигли. В результате этого обстрела погиб майор и было ранено пять-шесть человек. В обходном маневре за Самбатуксу участвовал наш батальон, который вёл его командир – капитан Чустрак. Шли по болотам. Чустрак был опытный и надёжный командир, мы ему верили. Следом за нами двигался вьючный конский состав с боеприпасами и едой (сухари, консервы, концентрат). После 40 километров  перехода по болотам, мы достигли назначенного рубежа. К ночи обстановка в этом районе значительно изменилась, в результате чего два батальона нашего полка оказались в финском "мешке". На рассвете противник решил нас уничтожить. Но наши командиры сориентировались вовремя, заняв круговую оборону, – десантники умели это делать даже без команды. Враг держал нас в окружении трое суток. Вьючные лошади и их сопровождение были перебиты финнами, мы остались с ограниченным количеством боеприпасов и без продовольствия. Борьба в течение трёх суток не прекращалась, противник активно атаковал, предварительно отстреливая наши позиции из миномётов. Боеприпасы были на исходе. ?з девяти автоматных рожков у меня остался один (на 36 патронов). В маленьком кармане брюк было ещё немного патронов. ?з трёх гранат Ф-1 осталась одна. В этой ситуации полной изолированности и под напором врага, меня обуяло уныние... Окопались мы в полный рост. Рядом находились сержант Черкашин и Михаил Запевалов. Мы договорились живыми не сдаваться. На третьи сутки боёв, финны ослабили свой натиск. Миномётный обстрел стал реже. Комбат Чустрак и замполит Попов организовали ударную группу прорыва. По рации наш SOS принял командир полка и навстречу нашему прорыву послал усиленный отряд десантников. В результате такого взаимодействия, мы достигли успеха. Наше отделение сержанта Черкашина было в составе группы прорыва, которую возглавил замкомбата по строевой подготовке – старший лейтенант Халютин. Мы, уже достаточно обозлённые, бросились на противника по сигналу ракеты с криками "Ура!" и кольцо окружения было прорвано. Мы вышли на ту высотку, куда вскоре подошёл деблокирующий отряд полка. Во встречном бою я столкнулся с крупным финским пулемётчиком, который был в группе контратакующих. Он бежал под углом моего автоматного обстрела, поэтому мне удалось его поразить своей очередью. ? лишь после этого удачного боя мы выяснили, почему идущий за нами вьюком отряд до нас не дошел. Его финны перерезали зверски. Через день узел сопротивления Самбатукса пал под ударом частей нашей 98 гвардейской дивизии, которая, развивая успех, вышла передовыми частями к городу Олонец. Этот город противник оборонял старательно, однако, энергия наступления нашей дивизии была столь сильна, что финны не выдержали и сдались. Для врага это оказалось ещё и потерей дороги Петрозаводск – Олонец, которую мы перерезали. В створе наступательных действий, противник артиллерийским огнём заставил наше подразделение залечь и окопаться. Командир роты запросил огневой поддержки. ? к нам подошёл расчёт самоходно-артиллерийской установки. Но командир, в свою очередь, предложил на самоходку поместить десант, что и было сделано. Самоходка выдвинулась на огневую позицию по грунтовой дороге, но попала под перекрёстный огонь финнов. Мне запомнилась яркая вспышка разорвавшегося под гусеницей снаряда и последующий артналёт, в результате которого нас всех смело с брони ударной волной. Двое были смертельно ранены, а остальные, вместе с командиром отделения, оказались в болотной жиже, отлежавшись в которой мне и Черкашину (он оказался рядом) удалось выбраться под прикрытием темноты. ? только на следующий день после нашего миномётного налёта ("Катюша" играла), финны сдали свои позиции, и мы ворвались в город. На этот раз, я вновь перенёс лёгкую контузию, с которой справился за три дня в медсанбате. Михаил Запевалов успел меня потерять. Зная, в какой группе я находился, он, было, решил, что я погиб. ? сколько же было радости, когда мы встретились с ним 26 июня в Олонце! Самоходная установка, использовавшая боекомплект и лишённая манёвренности, была покинута своим расчётом. После сдачи Олонца, противник отходил на оборонительные позиции укрепрайона Сортавала. Это был крупный оборонительный рубеж. 18 июля поступила команда от маршала Мерецкова силами 7-й и 32-й армий разгромить Сортавальскую группировку противника, которая оборонялась на рубеже Лоймола и озера Ниет-Ярви. Нашему 37-му гвардейскому корпусу надлежало овладеть районом станции Маткасельская, находящейся в полосе главного удара на Сортавалу и обеспечить выход на Руокоярви, Харлу. Задача для нашей дивизии была сложна, бои были тяжёлые и кровопролитные. На боевом пути, в район укреплений станции Маткасель- ская, необходимо было преодолеть оборону финнов – Медвежьи Ворота. Створ их, тянувшийся около километра, лежал меж двух лесистых сопок, примерно одинаковой высоты, упиравшихся внешними подножьями в низшие болота – суо. Эти суо были непроходимы и тянулись широкими рукавами на десятки километров по обе стороны от сопок. Финны не боялись, ибо эти непроходимые болота ещё и хорошо просматривались с оборонительных высот, тем более что всё пространство могло ещё простреливаться артиллерией с третьей сопки, вытянутой и более высокой, чем первые две и подобно стражу, стоявшей позади них. Это был крепкий орешек. Поскольку наша 98 дивизия была предельно утомлена почти непрерывными боями, ей был предоставлен отдых 3-4 дня. Оба наши полка (296-ой Маракова и 299-ый Давыдова), находившиеся в первом эшелоне, были заменены стрелковой бригадой, прибывшей по Ладоге. Но вскоре выяснилось, что бригаде не удалось, сходу сокрушить оборону финнов и противник её потеснил. Среди наших воинов были большие потери. Один из раненных солдат, которые двигались через наши стоянки в большом количестве (с места боёв у Медвежьих Ворот) объявил нашему комбату, капитану Чустраку: "Финны режут огнём со всех сторон, ужас, что творится... Зацепиться не за что. Грунт - сплошной камень. Лопата больше, чем на пол штыка не идёт. А вот когда потеснили нас в этих самых воротах, так финны по-русски кричали: "Уступайте, - говорят, - место вашим десантникам, а то опять до Свири погоним!" Нам, десантникам, такие определения понравились, мы гордились. Но чувствовалось, что обескровленную бригаду придётся менять нашим полком. Вскоре, последовал приказ командира дивизии полковника Виндушева 296-му полку в ночь выйти на линию первого эшелона и подменить на участке Медвежьих Ворот стрелковую бригаду. Наш 299-й полк был определён во второй эшелон, но один батальон этого полка передавался первому эшелону. То был наш, четвёртый, - капитана Чустрака. Командир полка - подполковник Макаров - настоятельно искал пути обхода противника. В данном случае, финнов в лоб не пробить – это было ясно. В том подворье, где располагался штаб полка, проживал старик - финн, владеющий русским языком. К Красной Армии он был враждебен и этого не скрывал. Тем не менее, командир полка стал настойчиво уговаривать его показать тропу по болоту, по которой было бы возможно переправить батальон полка в тыл финнам. Это позволило бы успешно штурмовать Медвежьи Ворота. Старик уклонялся, объясняя, что он не знает проходов по болоту, но к вечеру согласился оказать услугу. Наш комбат, капитан Чустрак, высказал сомнение в искренности проводника, однако, иного выхода не было, кроме как отдать приказ нашей роте, которой тогда командовал старший лейтенант Гаврюков. Хотя он и был опытным воином, но допустил оплошность – не выставил с проводником боевого охранения, взяв эту функцию на себя. Мы с Михаилом Запеваловым двигались в составе замыкающего колону взвода, как и все - цепочкой - не позволяя себе нарушить ночную тишину. Старик, пользуясь предутренней темнотой и лесом, провёл нас по самой кромке болота - суо (расположенного в створе Медвежьих Ворот) вплотную к финской обороне. Когда командир роты это понял, он пришёл в ужас: ещё бы 100-150 метров движения и рота оказалась в кровавых объятьях: противника, под угрозой полного уничтожения. Не разбираясь в злом умысле старика, Гаврюков приказал взять проводника под стражу, а роте дал команду развернуться назад. Но старик успел что-то крикнуть на финском языке и тут же резко ударил крупнокалиберный пулемёт. Редкий в этом месте лес насквозь прошивался ружейным и пулемётным огнём. Десантников охватила суматоха. Мы с Михаилом и другими бойцами взвода, оказались направляющими в этом внезапном отступлении под нескончаемым огнём финнов. Передний ряд бойцов роты, попавший под прямой обстрел, погиб вместе с командиром и проводником. Метров через 200 неожиданного возвращения назад по той же болотной кромке, десантники укрылись и дали ответный огонь из пулемётов. Противник нас не преследовал, понимая, что мы, придя в себя от шока, можем дать достойный отпор. В этот момент, комбат прислал связных с приказом роте возвратиться на исходные рубежи. А дело было вот в чём. О том, что рота движется не в том направлении, командир полка Макаров и комбат Чустрак узнали минут через сорок после нашего ухода. В распоряжение штаба полка привели пленного финна, который прошёл через болота по известной ему тропе, что бы сдаться. Подполковник Макаров тут же, через переводчика (был такой, Карел Койвунен), допросил финского солдата и установил предательство старика. Тут же были посланы связные, которых мы встретили после пережитого столкновения с финнами. Я и мой боевой друг Миша Запевалов возвратились из этого похода на восходе солнца с остатками роты, предельно угнетённые пережитым. Командир полка и комбат, пережив волнение по случаю ночной трагедии (это нам стало известно благодаря солдатской беспроводной связи), подготовили новое решение по организации рейда батальона в тыл вражеской обороны, с учётом вновь открытого по рассказам финского солдата пути через болота. На этот раз, были приняты дополнительные меры предосторожности. По сведениям пленного, болотная тропа выводила в тыл двум свежим егерским финским батальонам, в которых отсутствовала оборона. Задачей нашего же батальона (в том числе и нашей, наполовину уменьшенной роты) стала решительная огневая активность в тылу финнов. Противника следовало убедить, что основная опасность для него находится в тылу, что бы он перестроил огневые средства, тем самым ослабив фронт. А там и были сосредоточены основные силы наших полков дивизии. Герои Свири Эти воины батальона капитана Мотохина настойчиво, изо дня в день, учились штурмовать сильно укреплённую оборонительную полосу на северном берегу Свири. Наступило утро 21 июня 1944 года. Наша артиллерия открыла по вражеским укреплениям массированный огонь. Противник притаился. Зарывшись в землю, он отсиживался под железобетонными колпаками. Но вот замолкли орудия. Наступила необычная тишина. - Пора! - взмахнул рукой старший группы гвардии сержант Немчиков. Плоты с чучелами двинулись к вражескому берегу. Форсирование Свири нашими войсками прошло успешно. За мужество и отвагу, проявленные при форсировании Свири двенадцать гвардейцев-десантников были удостоены высшей награды - звания Героя Советского Союза. У каждого человека бывают дни, которые запоминаются на всю жизнь. ?х не изгладит из памяти ни время, ни новые впечатления. Таким радостным незабываемым днем двенадцати бесстрашных воинов-десантников стало 13 сентября 1944 года, когда их вызвали в Москву, в Кремль и вручили золотые Звезды Героя Советского Союза. На заре батальон вышел из болота, а затем, обогнув по лесу правую сопку, оказался у подножья левой, на которой и находились два злополучных егерских батальона. Странные чувства обуревали меня в этом рейде. Михаил так же был неспокоен. Когда ты находишься за спиной противника – это совсем не то же самое, когда он находится прямо перед тобой: всё вокруг кажется таинственным, полным опасности и неуловимого страха. Мы не шли в обычном смысле, мы скользили от дерева к дереву. Хотя знали, что впереди у финнов обороны нет. Ветшание напряжено до предела, а палец на спусковом крючке. Угнетала и утренняя тишина, совсем не похожая на фронтовую. У подножья сопки роты были остановлены, в развёрнутом строю нам приказали выдвинуться вперёд и залечь на кромке леса перед обширной поляной. Наши позиции с Михаилом оказались рядом. Перед боем мы с ним договорились, что будем подстраховывать друг друга. Капитан Попов, замполит батальона, который был постоянно в наших рядах, объяснил, что мы своим рейдом не только должны наглухо закрыть финнам дуги отхода из Медвежьих ворот, но и быть вспомогательной ударной силой с тыла. Наша рота, как самая малочисленная, оказалась на менее опасном фланге. Однако когда разгорелся бой, было трудно оценить. Где меньше летает пуль, где меньше ложится снарядов и мин. Одно было ясно – если пуля шлёпала, как с силой брошенный камушек, во что-то мягкое, мокрое, значит, она попадала в соседа-бойца, если же издавала свист - шла мимо. Вскоре после звучных выстрелов батальонных миномётов, послышалась громкая команда лейтенанта Осипова (наш ротный): "Рота! Вперёд!" ? вот мы – изломанная цепь солдат с карабинами и автоматами высыпали на поляну, продвигаясь к гребню сопки, где от неожиданности в панике метались егеря. Мы довольно быстро и благополучно миновали встречную поляну и углубились в сосновый лес, перемешанный кустами. Внезапно, полоса леса кончилась, и мы на очередной поляне увидели, как накатываются на нас сверху неприятельские солдаты. Они были совсем рядом. Это была контратака врага. ?х озлобленные лица можно было разглядеть, но все вместе они смешались во что-то пёстрое и стремительное. Не вскидывая автомата, я прямо с бедра ударил веером пуль в эту серую массу атакующих финнов. То же происходило и с моими соседями: после короткого замешательства, автоматчики сеяли смерть заливистыми очередями. В горячей схватке с егерями я на мгновение потерял из вида Михаила. ? лишь потом, когда закончился этот неожиданный бой, я вместе со многими другими подоспевшими на помощь увидел, придя в себя, десятка полтора поверженных врагов. Объявился и мой друг Minna, хотясражение ещё не окончилось, мы оба чувствовали себя увереннее, спокойнее, твёрдо полагая, что когда мы рядом друг с другом, с нами ничего дурного не может случиться. А в это время основные силы 296-го и 299-го полков после внушительной артподготовки ударили в створе Медвежьих Ворот по уже ослабленной обороне противника. Финны дрались упорно и остервенело. Они поняли, что деваться некуда и поэтому несколько раз бросались в контратаки. ?х встречали автоматным и пулемётным огнём и вновь заставляли откатываться. Отлично работала полковая артиллерия и 120-ти миллиметровые миномёты. Хорошо было наблюдать, как два звена ?лов на бреющем полёте прошли над финскими позициями, исторгая дробную звенящую небесную трель. А затем взмыли над дальней сопкой, отвалив по звеньям на разные стороны. ? снова повторили заход, рассыпая свои ЭРЭСы на непокорные головы врага. Ах, как это было красиво и убедительно! Но до окончания сражения по захвату Медвежьих Ворот нам, находившимся в тылу, ещё раз пришлось пережить напор финских солдат. Небольшие группы врага, численностью до 100 человек, пытались обойти сопку-страж слева и обрушиться на наш правый фланг батальона. Но попытка их не увенчалась успехом: к тому времени мы уже прочно сидели на боковом склоне занятого нами участка. А через сутки мы соединились с основными силами своего 299-го гвардейского полка. 29 июня все высоты медвежьих Ворот были в руках 98-й гвардейской дивизии. 30 июня мы закрепились в Железных горах. 1 июля форсировали Видлицу и вышли к крупному населённому пункту Большие Горы. ? вот мы их штурмуем. А вслед за ними нас ждал населённый пункт Уому. Подразделения нашего полка наконец-то вышли на рубеж Лонгонвара (3-5 км западнее государственной горницы) терпка, что недалеко от Лоймолы. Мы были почти у нашей советской границы. Рубеж Лонгнвара и Теппка с озёрами Капиярви и Пит- кяранта являлись последним укрепрайоном Сортавальской группировки противника на территории СССР. Эта оборонительная полоса включала в себя так же опорные пункты Лоймолы и озера Ниет-Ярви, Маткасельска и Сортавалы. Позднее было выяснено, что оборона финнов по плотности железобетонных боевых сооружений была сложнее укреплений "линии Маннер- гейма". Сходу прорвать нам эти укрепления не удалось, наши подразделения попали под мощный огневой удар, как только приблизились к оборонной просеке финнов. Мы вынуждены отойти от просеки вглубь леса, где, приведя в порядок боевой строй, стали окапываться и строить укрытия из камня. Как только мы отошли, противник прекратил огонь, но каждое утро и вечер использовал для обстрела наших позиций из тяжёлой артиллерии бронепоезда, курсирующего от Лоймолы до Ласкаля. Приноравливаясь к педантичной точности шквального обстрела, мы научились заблаговременно прятаться и жертвы резко сократились, но вот техника, которой забит был весь лес позади наших позиций, постоянно выбивала из строя. Конечно, прячась в своих укрытиях, мы не спасались от прямых попаданий при огневом налёте. ? если такое случилось, то на месте взрыва тяжёлого снаряда, кроме воронки, ничего обнаружить не удавалось. Так от прямого попадания снаряда "растворился" от взрыва наш инженер полка. После непродолжительного времени, как мы освоили свои исходные рубежи, командование, планируя штурм обороны финнов, решило провести в створе 296-го полка и того же 299- го разведку боем. Подполковник Макаров и полковник Давыдов подобранным и снаряжённым двум ротам задачи ставили лично, понимая, насколько это ответственное дело. В нашем 299-м полку, выбор пал на 4-ю роту, еще мы служили с Михаилом Запеваловым, а в 296-м пошла в разведку 8-я рота. В её составе воевал (позднее наш общий друг) Борис Попов – командир расчёта станковых пулемётов "Максим". Перед этим сражением я встретился с комсомольцами роты, как не освобождённый комсорг с задачей быть активными в предстоящем бою, быть примером в обеспечении приказа командиров. На этой встрече присутствовал замполит батальона капитан Алексей Попов, умный и твёрдый в бою коммунист. Наши 8-я и 4-я роты, действующие в полосе 98-й гвардейской дивизии в качестве разведки боем, были усилены пулемётными расчетамии огнемётными взводами. Нам предстояло имитировать масштабность штурма обороны финнов и тем самым обнажить огневые средства противника. Это был вызов огня на себя. Приём в войне известный и смертоносный. Редко кто из нас надеялся вернуться живым. Но обречённость десантников не испугала. Воинский долг побуждал держать себя в руках. ? когда полковник Давыдов объявил перед бойцами роты серьёзность задачи и неотвратимость риска, то тут же перед строем предложил без упрёков и осуждения не готовых идти в этот бой, покинуть строй. Боевая колонна не дрогнула, командир полка был тронут единством и душевно поблагодарил солдат и командиров роты. ? вот настал час очередного испытания. 22 июля 1944 года после мощного артиллерийско-миномётного налёта на позиции противника, наши роты пошли на штурм. Нам предстояло на небольшом участке вклиниться в оборону финнов, и тем самым выведать её огневую мощь. Как только мы вошли в завал из хаотически наваленных деревьев, противник обрушил на нас шквал огня из всех видов оружия. Били по нашей роте и орудия финского бронепоезда, и настолько точно, что свои передние окопы, находящиеся в нескольких десятках метров, не задевали. ? всё же, преодолев колючую проволоку, рвы, надолбы, завалы, подавив огнемётами ДЗОТы, мы ворвались в их окопы первой полосы. Это был кромешный ад, что-то похожее на фильм "Они сражались за Родину", с той лишь разницей, что каждому десантнику весь смертоносный огонь приходилось испытывать душевно и физически, на пределе человеческих возможностей. А бой продолжался, финны, покинув переднюю линию окопов, усиливали огонь из глубины. Мы заметно теряли силы. В процессе боя я иногда терял ориентацию, прицельного огня вести не удавалось. Но контратак не последовало, финны нас осадили миномётным, навесным огнём. Среди грохота разрывов слышались стоны моих товарищей, которыми должны были заниматься санитары (девушек у нас не было). Михаила я вновь потерял из вида. Опять нарушилось условие взаимности. Наши же результаты штурма артиллеристы использовали в полную силу, они засекали огневые точки противника и уничтожали их. В этой обоюдной артиллерийской дуэли было что-то невероятное. Она продолжалась значительное время, и солдаты окрестили её "Большим сабантуем". Зелёная ракета известила нашу роту о возвращении на исходные позиции. Отступать после захвата окопов противника не менее сложно и кровопролитно, чем их штурмовать. Финны били нас в спину и с той же настойчивостью, хотя мы оставили заслоны для прикрытия нашего отхода. В группе прикрытия оставался Михаил Запевалов, а я, в то время, получив неопасное ранение в голову, отступал. К вечеру в распоряжение полка возвратилось двадцать три бойца, в том числе с такими же ранениями как у меня - позволившими двигаться самостоятельно. Остальных, убитых и раненных, выносили собственными силами в ночное время, несколько часов подряд. В целом, с учётом бойцов из пулемётного и огнемётного взводов, невосполнимые потери в этой разведке боем составили более тридцати процентов. Не меньше погибших было и в восьмой роте соседнего полка, после аналогичного сражения. Я очень рад, что мой боевой друг Запевалов снова уцелел, хотя не берёгся. Мы оба с радостью встретились. Он забеспокоился, когда увидел мои забинтованные левый глаз и подбородок, что было следствием осколочного ранения. Два мелких осколка, вероятно от гранаты, ударили меня по верху левой щеки и в левую же бровь, а так же по выходе из боя я получил в нижнюю челюсть куском гранитного осколка разорвавшегося снаряда. В результате изо рта я, вместе с кровью, выплюнул осколки шести зубов. Всех погибших в этом бою похоронили с воинскими почестями, насколько позволяла обстановка. Как тут с грустью не вспомнить великого поэта:   "Плохая нам досталась доля: Не многие вернулись с поля..."   Воинская задача была выполнена, однако, какой ценой?.. Командование корпуса 98-й гвардейской дивизии были довольны результатами разведки и артиллерийской борьбой. Полковник Виндушев собрал бойцов и лично объявил им благодарность, приказав отличившихся представить к правительственным наградам. Нас с Запеваловым наградили медалями "За отвагу". Но главной наградой для нас с ним было то, что мы остались живы и здоровы. Борис Попов из восьмой роты выбрался из этого пекла живым, но с осколочным проникающим ранением. Этот осколок он вот уже 56 лет носит в себе. Я с Борисом Поповым, после этого сражения по случаю своего ранения встретился в медсанбате,  нас с ним в течение недели лечила фельдшер Зиночка. Она была признанным специалистом, по натуре - весьмаподвижной, смелой в делах и в общении. ? все, кому приходилось "отлёживаться" по лёгким ранениям в этом дивизионе медучреждения, очень хорошо о ней отзывались. Ко всем раненным у неё находилось внимание и ровное душевное отношение. К тому же она была ладно сложена и владела неброской красотой. Многие из сотрудников ею увлекались. В восьмой роте 296-го полка у Зиночки был школьный друг, обладатель удивительного, естественно поставленного тенора. Борис Попов мне многое поведал об этом солдате-певце и о дружбе Зиночки с ним и, наконец, о том, как он в бою за Железные Горы погиб. Ему оторвало обе ноги выше колена, и он говорил ротному санитару, забинтовывавшему его, что это совершенно не больно, только очень хочется спать. Так он и умер, на руках у санитара. После боёв, солдата-певца похорони- ли у подножья Железных гор, в отдельной могиле. Горевала вся рота, искренне переживал командир полка, подполковник А. В. Макаров. Борис мне рассказывал, что Макаров, узнав о вокальных данных бойца, намерен был перевести его в армейский ансамбль. Но документы о переводе пришли лишь после его гибели. Когда о трагедии узнала Зиночка, она приезжала в восьмую роту и долго плакала. По её рассказам, погибший мечтал после войны учиться вокальному искусству, что он уже в то время знал многие из оперных арий и особенно вдохновенно исполнял партию Надира из "?скатели жемчуга". Попов, старожил восьмой роты, говорил нам с Михаилом, когда мы уже служили с ним в одном полку, что Зиночка часто наведывалась в эту боевую роту, поддерживала дружбу с приятелями своего школьного друга. От него мы так же узнали о дальнейшей судьбе Зиночки. Она до конца войны работала в медсанбате 98-й гвардейской дивизии, хотя её неоднократно намеревались перевести в полевой госпиталь. Там было тише. А связано это вот с чем. Генерал-лейтенант Миронов, командир 37-го корпуса, коэда шли бои за Большие Горы, вместе с комдивом посетил медсанбат 98-й гвардейской дивизии. Там он обнаружил замешательство в обслуживании раненых, которые активно поступали с передовой. Генерал гневался на главного врача медсанбата и комдива, видя в какой "запарке" работали врачи, фельдшера и санитары, едва поспевая обрабатывать раненных ? вот в этих условиях на генерала произвело впечатление действия фельдшера Зиночки, без суеты и распорядительно исполнявшей свои обязанности. Спустя несколько дней в медсанбат приехал адъютант генерала и немногословно передал, что её хочет видеть Миронов. Зину привезли в расположение штаба и предложили подождать генерала в обособленно стоявшей палатке, охраняемой часовым. Придя, хозяин военного шатра долго расспрашивал Зиночку. После беседы генерал-лейтенант сказал ей прямо, без обиняков: - Вы мне понравились. ? я прошу вас быть моей женой. Со своей супругой я порвал отношения два года назад. Осенью оформим брак. Люди моего положения слова на ветер не бросают. Через месяц Зиночка дала согласие стать женой командира корпуса, поставив условие, что до окончания войны будет так же работать в медсанбате 98-й гвардейской дивизии со своими товарищами. Жизнь Зиночки и после ВОВ была счастливой. Все эти события из жизни командира 37-го гвардейского корпуса солдаты нашего соединения знали примерно в таком романтическом изложении. Вернусь к оценке сражения "разведка боем". Весь наш 299-ый полк переживал понесённые потери, но одно утешало – противник был жестоко наказан нашими артиллеристами. ? это силовое воздействие на финскую сортаваловскую группировку не могло не повлиять на исход войны с финнами. Финляндия запросила у СССР мира. Она порвала отношения с фашистской Германией. ? ещё. Очень часто приходится читать различных "знатоков" боевых дел ВОВ типа Волкогонова, Резуна, Астафьева, где в "исследованиях" указываются штрафные роты, заградительные отряды, их боевая судьба и страшилки о них, поскольку-де лишь штрафники использовались для штурма и прорыва обороны, а так же для разведки боем (огонь на себя]. ? что в тыл наших частей: или наступающих, или обороняющихся, обязательно в качестве бдящего ока находились специальные заградительные отряды с пулемётами, готовые открывать огонь по своим, если эти части вдруг начли отступать. Так вот, я свидетельствую, что это ложь, призвана оклеветать нашу Советскую Армию и её Великую Победу над фашистами. Я, находясь в боях с сентября 1943-го года и до конца войны, в составе Воздушно-десантных войск 37-го гвардейского корпуса 9-й гвардейской армии, даже не слышал о таких подразделениях и не был свидетелем их участия в полосе действия наших частей и соединений. Больше того, все прорывы обороны противника, разведку боем осуществляли только силами своих подразделений. Штрафные роты во фронтовых структурах были, в них отбывали наказание нарушители воинской присяги, вероятно, где-то использовались и заградительные отряды. Но мне было известно, что функции их заключались не в об стреле спин своих воинов, тем самым подгоняя их в сражении, а в сборе разрозненных групп наших разбитых частей и создавать из них боевые единицы, как это было в 1942 году, (Сталинград, Харьков, Крым). Ведь это совершенно иное дело. С 24 июля мы на своих прежних боевых позициях, укрылись за накатами ДЗОТов и валунами и ждали приказа, но открытых действий уже, ни мы, ни противник не вели. Вспыхивающая артиллерийская перестрелка, хоть и не прицельная, по квадратам (особенно, со стороны чертова бронепоезда), вызывала досаду и раздражение. Тем не менее, чувствовалось, что боям здесь скоро придёт конец. Наступление откладывалось, хотя к штурму укреплений финнов мы подготовились серьёзно. Как сказал всё тот же великий поэт: "... Были все готовы Заутра бой затеять новый..." Карелия притихла, дипломаты решили свои дела. ? вот, кажется всё! Мы уходим. Поступил приказ походным маршем отправляться к станции Оять. Наши позиции занимают прибывшие УРОВцы. Ставка Верховного Главнокомандующего сняла соединения 37- го гвардейского корпуса с позиций Карельского фронта и направила на переформирование в город Могилёв, который был освобождён месяцем ранее. Маршал Мерецков был доволен деятельностью десантников и на проводы к станции Оять приехал лично.    Вручил часть наград. Ещё 24 июля за разгром Свирской обороны финнов, которую они укрепляли в течение трёх лет, Москва салютовала войскам Карельского фронта, в том числе и воинам-десантникам. Приказом Верховного Главнокомандующего 98-й, 99-й, 100- й гвардейской дивизии было присвоено почётное наименование Свирских. 16-ти воинам, первым форсировавшим реку Свирь, было присвоено звание Героев Советского Союза. Среди них были воины земли ульяновской: Барышев, Маркелов, Мытарев, Тихонов, Юносов. Нас с Михаилом наградили орденами "Слава 3 степени". В городе Ульяновске есть улица Героев Свири. Это имя для улицы дали события на Карельском фронте. Покидая позиции, я невольно задумался: вот и прошёл я с боями ещё 236 км, участвовал в Черкасской зоне боёв в тылу у фашистов, и судьба пощадила меня в этих тяжелейших сражениях, а брата моего Шуру в Белоруссии - нет. А я живой. Зачем? Может быть для того, что бы я ничего не забыл из увиденного, пережитого... На будущее, для потомков. ? возник у меня ещё один вывод: есть ли работа труднее, чем бой? Пожалуй, что нет! Как же много он требует душевных и физических сил!!!- ?так, что планировалось в Высоких Штабах по Свирско- Петрозаводской операции с целью форсирования реки Свирь и прорыва обороны противника на участках Харевщина-Лодейное Поле-озеро Охтальское, уничтожения основных сил Олонецкой группы финских войск и выхода к государственной границе была выполнена силами Карельского фронта. Немаловажную роль в этом боевом походе, в этой ожесточенной борьбе с финнами, сыграл 37-й гвардейский воздушно- десантный корпус под командованием генерала Миронова. А какую же крепость сломили наши славные воины? Оборонительная система противника представляла собой долговременную, глубоко эшелонированную крепость, состоявшую из шести полос, занимавших пространство меж Онежским и Ладожским озёрами на глубину до 189 километров. Основу её составляли узлы сопротивления и опорные пункты, оборонявшиеся силами до двух батальонов пехоты, двумя-тремя артиллерийскими и тремя миномётными бригадами. Все населённые пункты были приспособлены к круговой обороне, а дома заминированы. Практически это была та восстановленная и усовершенствованная линия Меннергейма, что прорывали в 1939-1940гг войска Красной Армии. Однако мы, воины 37-го гвардейского корпуса были убеждены, что как бы ни было  трудно, мы знали, что этот финский орешек нам по зубам, крепость не устоит перед силой и духом десантников, хотя бы на том участке, что был нам отмерен командованием. ? только наш 299-й полк, пройдя 236 км, начиная с форсирования Свири 21 июня 1944 года, уже 3 августа уверенно стоял у Святой границы СССР. Дальнейшее было в ведении дипломатов. Вот что сохранилось в моей памяти, вот какую работу провёл 37-й гвардейский корпус на Карельском Фронте. Кстати, войск НКВД за своими спинами десантники не ощущали, их там, просто, не было. У этих войск своих дел было невпроворот: охрана тылов фронтов, границ страны, контрразведка. Дивизии корпуса возвращались с фронта. На станции Оять их ждали эшелоны. Погружались с ходу. Эшелоны проскочили Дмитров, осталась позади Яхрома. Куда нас несут эти эшелоны, было неизвестно. Но фельдсвязь уже взяла директиву Государственного Комитета Обороны о переформировании 37-го гвардейского, ордена Кутузоватретьей степени корпуса в воздушно-десантный, а полки в бригады. Остановились в Могилёве, к нам пришло пополнение. ? вновь началась боевая учёба, прыжки с парашютом. Как стало позже известно, начала формироваться особая воздушно-десантная армия под командованием генерал-лейтенанта ?.?. Затевахина. Далее – 3-ий Украинский фронт. А воздушно-десантные войска, в которых мне пришлось служить до конца Великой Отечественной войны, освобождали от немецко-фашистских оккупантов Венгрию, Австрию, Чехословакию.