Не менее трагична судьба Александра Васильевича Гулягина, мальчишки из Ленинграда, эвакуированного в 1942 году в Карсун. Он начал терять самых близких людей в 3 года, и уже к четырем годам у него не осталось никого, кто мог бы взять за его жизнь ответственность. Сначала он попал в Ленинградский детдом, а потом отправился в незнакомую Ульяновскую область, которая стала ему домом. Именно здесь Александр Гулягин стал достойным гражданином своей страны, вновь обрел мать и отца, женился, и у него появились дети.

Самый страшный в жизни – 1942

Сегодня по возрасту Александр Гулягин давно пережил своих биологических родителей. Его отцу было 52 года, когда он 12 января шел из пригорода в центр на работу и упал от истощения. Этот день практически считается днем его смерти, однако тогда ещё большая семья Комлевых об этом не знала.

«Три дня папы не было дома, тогда мама посылает старшего брата Лёню искать его. На тот момент наша старшая сестра уже была замужем, у неё было двое детей, мои племянники были старше меня по возрасту. Именно сестра рассказала Лёне, что папа упал на улице, она привезла его на саночках в коммуналку, он похрипел и умер. Наутро она наняла двух солдатиков за буханку хлеба, чтобы они отвезли его через Охту на кладбище и там прикопали, могила отца не сохранилась», – рассказал Александр Гулягин.

Когда его брат Лёня вернулся домой, там уже никого не было, он пришел к соседям, ему рассказали, что мать ушла с утра в булочную отоваривать хлебные карточки и не вернулась. Дети, оставшиеся одни, Саша, семилетний Борис и их младший братишка, который родился только в июле 1941-го года, весь день просидели голодные. Ждать было нечего, вечером Борис взял на руки братишку, и трое мальчишек пошли к соседям, но их никто не принял.

«Каждый в Ленинграде думал только о своей семье, – вспоминает Александр Гулягин. – Утром нас развезли, Бориса в один детдом, меня во второй, а маленького в дом малютки, где он умер через месяц».

Эвакуация

Детдом, в который попал Александр Гулягин, из Ленинграда эвакуировали в Карсун.

«Привезли нас дистрофиками, на неорганизованное питание, без соответствующей одежды, и ребятишки стали умирать. Тогда руководство района решило послать по сёлам уполномоченных, уговаривать одиноких крестьянок, мужья которых были на фронте, чтобы разобрали нас, – поделился Гулягин. – Нас троих мальчишек взяли в село Котяково Карсунского района. Для сведения, наше село старше Симбирска на 115 лет, оно было небольшое, где-то домов 300, но там проживало свыше 1000 человек, несмотря на то, что часть ушла на фронт. Мне было 4 года, Мишке 3, Борису 5. По-разному сложились наши судьбы, в настоящее время из них остался в живых только я».

Мама

«Мама меня взяла в мае 1943 года. Только представьте, три простых крестьянки взяли чужих детей среди войны. В настоящее время это возможно?» – задается вопросом Александр Гулягин.

Несмотря на то, что женщина имела образование в 2 класса, до школы она научила читать, писать, считать сына и приучала с малолетства к крестьянскому труду.

Уже до армии наш герой закончил в Ульяновске техникум, который при поступлении назывался радиотехнический, а потом его переименовали в автомеханический, потом по направлению уехал в Омск, а из Омска на 3 года в армию. Однако ему не давала покоя мысль, как же он попал в Ленинградский детдом, а затем в Карсун.

Год 1961, разъясняющий

«О трагедии нашей семьи я узнал только в 1961 году, когда отслужил в армии и поехал в Ленинград, где поступил в институт. Ведь есть такое понятие «зов крови», для меня оно было особенно обостренное. Единственный документ, который у меня был, – это свидетельство об усыновлении из Фрунзенского райзагса Ленинграда, в котором сказано, что мои родители Александр Александрович и Лидия Николаевна Комлевы, – рассказал Александр Васильевич. – С этим удостоверением я пошел в ЗАГС, где мне очень помогла его сотрудница, нашла адрес. Рассказала, что семья моя жила на Обводном канале, номер дома и квартиры. И говорит: «Иди, может быть, твои родители живы и не могут найти тебя, потому что ты усыновленный, с измененной фамилией и отчеством. К сожалению, никто меня не ждал, в домовой книге как раз все было расписано, когда умерла мама, папа, братишка».

Лёня

Тогда в 1942 году, Лёня вернувшись из города и не найдя никого, не имея на руках ни кусочка хлеба и карточек, которые пропали с мамой, ушёл в ополчение оборонять Ленинград. Тогда ему было 17 лет. Он участвовал в прорыве блокады, прошел всю войну, был ранен, вернулся в Ленинград, естественно, ничего уже не было, в коммунальной квартире семьи жили другие люди, а дача в пригороде была разобрана на дрова.

«Леню, не имевшего никакой профессии, послали с киркой и лопатой на улицы копать траншеи, он помыкался и уехал в Кемерово. Там он женился, обзавелся семьей и до 1961 года не имел никакой связи с Ленинградом, – восстановил хронологию его младший брат. – Только когда я сделал запрос в Кемерово, он узнал, что я жив».

«Я согласен был к чёрту в кочегарку устроиться»

«Весной 1962 года, когда я оканчивал первый курс института, мне пришла телеграмма, что умер мой приемный отец. Я прилетел, похоронил его здесь, вернулся в Ленинград. Маме тогда было 57 лет, и она получала колхозную пенсию 8 рублей. Вот представьте, как одна она могла там жить? Естественно я старался в Ленинграде найти любую работу, хоть к чёрту в кочегарку устроиться, лишь бы дали мне служебную комнату, чтобы перевезти маму, а сам бы я учился на вечернем или заочном. Мне сказали, что я не имею права. Получил стипендию за сентябрь на втором курсе, сходил в магазин, пришел к ребятам и сказал, что моя учеба закончилась, я не могу допустить, чтобы моя мама мыкалась в деревне».

Александр Гулягин вернулся в Ульяновск, устроился на Автозавод, работал, женился, через год родилась дочка, забрал маму в город.

Счастливый человек

«Счастливо сложилась моя судьба, с моей супругой, а нам уже пошел девятый десяток, мы живем уже 57 лет вместе, у нас две дочери, три внука, два правнука, есть у меня родственники и в Ленинграде, и в Карсунском районе, и в Ульяновске. Я счастливый, я богатый человек, – поделился Александр Гулягин. – О блокаде Ленинграда все знают из дневника Тани Савичевой, но таких судеб тысячи. Пример – наша семья. Мой старший брат Иван при прорыве блокады был ранен и умер от ран. 9 человек, а это дяди, тёти и племянники также ушли в войну. К сожалению, уходят из жизни и те, кто дождался Дня Победы».

Разные цифры называют при воспоминании о жертвах блокады Ленинграда, они варьируются от нескольких сотен тысяч и достигают свыше миллиона человек. Последнюю цифру озвучил президент Владимир Путин 27 января, стоя на Пискарёвском кладбище Санкт-Петербурга. Он возложил цветы к одной из плит, на которой выбит 1942 год, и сказал, что жертвами блокады стало более 1 300 000 человек.

Елена Нестерова