Клуб «Симбирский глагол». Ведущий Клуба – Жан Миндубаев. Гость Клуба – Андрей Цухлов. Визитная карточка гостя. Цухлов Андрей Юрьевич. Закончил филологический факультет Ульяновского педагогического университета. Преподавал в Ульяновском педагогическом колледже № 4. Несколько лет работал в городской газете «Ульяновск сегодня». Публиковался в альманахах «Мономах», «Карамзинский сад» и других. ?здал два поэтических сборника – «Четверговый дождь» (2000 г.) и «После четвергового дождя» (2006 г.). Член Союза писателей России.     ВРОДЕ ПРЕД?СЛОВ?Я Как хорошо, комфортно на нашей дороге! Проселочной, однако же ровной и гладкой, если и с рытвинами, то столь неглубокими и неопасными, что будто и нет их вовсе. Комфортная, накатанная дорога. ? – по кругу. Справа и слева – родные поля, перелески, где березки хоть и не знакомы с секатором, однако ж такие аккуратненькие, будто подстриженные…А люди обочь дороги? Добрые, умиротворенные лица – будто за каждым кустом стоит олигарх и одаривает, одаривает, одаривает… Но главное достоинство нашей комфортной дороги в том, что она круговая, предсказуемая, никаких внезапностей, никаких «вдруг»…Вот милая рощица, та самая, что шелестела слева же час назад…Короче, дорога – благодать! Поэзия! Вот ведь! Вырвалось ненароком словцо. Неспроста, видно… Однако вернемся к нашей ровной, накатанной дороге. Ступившие на нее довольны. Но…увы, не все поголовно. Кое-кто от этой благодати, от этой поэзии (опять стороннее словцо, экое прилипчивое!) ощущает сонливость, даже начинает позевывать и хмуриться. Что им, немногим, привередливым не по душе? Что они там бормочут? А вот извольте вслушаться: мол, поэзия (опять! опять!) и накатанная предсказуемость – понятия несовместимые. Надо же! ?м, привередам, видите ли, подавай нехоженность, неезженность и ненакатанность, чтобы ахать от неожиданной радости и охать от горести, да, да, чтоб не кручиниться, но только не позевывать! Потому что от поэзии (достало таки это слово, придется смириться и признать его правомерность), так вот, от поэзии, мол, если это истинная поэзия, - не позевывают… ? к чему, однако, раз за разом, не ахти как ловко притягивались за уши метафоры? А вот к чему. Если вы, дорогой земляк (землячка), ощутите в себе эту самую читательскую привередливость, то, как говорится, за чем дело стало? Вот перед вами стихи литпервопроходца Андрея Цухлова, стихи, где накатанной предсказуемостью и не попахивает, зато всяко-разных неожиданностей до чёрта: чаяний, мыслей, житейских неувязок, ностальгии, юмора, боли, призывов…Ахайте, охайте, покачивайте головой, посмеивайтесь, скребите затылок, закусывайте губу, короче: читайте! На здоровье! Виталий Масюков ***************************************************** Мобильник в руке задрожит, словно выловленная рыба. Чего-то забыть – это даже традиция на дорожку. Заткну телевизор пультом затертым – (смотрел без отрыва) - и вновь на лице заиграет улыбка-гармошка. Давно меня галстук душил, добивал распорядок, и хлеба кусок заработанный в горло не лез. Ушел я: болтаться, влюбляться, глазеть на небесные грядки, плутать, плутовать, и с корзинкой прочесывать лес. Вокзал вдруг покажется даже уютнее дома, и в водке обычной найду я оттенков не менее ста. Пейзажи вокруг будут благостны и незнакомы, а совесть не будет першить, ибо станет прозрачно-чиста. Ух, я недоступен, ура, я свободен, мне многое пофиг. Я в озеро брошу, как рыбу, дрожащий мобильник, нырну с головой, и расплаваюсь вольно и стильно… ? будет мое отчуждение крепким, как кофе, пока мне волна не отвесит лихой подзатыльник.   ОСТАНОВКА Деревья – почти не метафора – мачты и реи. Маршрутки лисицами шмыгают остроносо. А жить приходится все быстрее, ощущая погодные метаморфозы. Стряхните, деревья, обрывки былых парусов. Видите, вас уже нафталинит снег. Давно уж в земле якоря корневых основ, и волны зеленой травы – в деревянном сне. Осмыслим года итог, подведем баланс. Лист календарный, как лотерейный билет. Ну вот – остановка моя как раз. Домой – и борща. Ведь все – суета сует.   *** Где вы, поля, полустанки, леса, где реальность пахучая? Где этот яблочный вкус, этот яблочный Спас? Вот бы сбежать с корабля при удобном случае! Только каюты-офисы держат нас. Стать человеком бы: плотником, столяром, дворником, небом дышать, а не пялиться в монитор. ?ли творить – пером, топором или лобзиком, выйти куда-то на оперативный простор. Я словно лист, оскверненный безграмотным текстом, принтер мной поперхнулся и зажевал. Кружится голова – то вращается кресло, в нем я как будто бы на кол посаженный стал. Крысу так научили: быть хитрой, но в общем – негордой. Вышестоящий, к окладу полставки накинь! Запах заофисный чую и тыкаюсь мордой в стены стеклянные, снова и снова. Аминь.   *** Жалко, трепетно выглядел голубь беспомощный, что лежал на асфальте, свое отлетав. ? крыло шевелилось, и порченым овощем он забыто валялся… Но что это, а? Удивленно вгляделся – и образ поближе: то пивная бутылка из пластика лишь. А крыло – этикетка. А голубь, знать, выжил. Значит, где-то летает пернатая жизнь. Пнул бутылку. Пошла громыхать по дороге. Что за люди?.. ? чешутся свалок прыщи… Востроглазость порой не во благо, ей-богу. Близорукому счастье – не видно морщин.     ПОРАНЬШЕ ВСТАТЬ Пораньше встать. Сказать: «Какая чушь!», сон оборвав на самом интересном, будильник дружески похлопать по плечу и наступить на горло его песне. Пораньше встать и больше не спешить, и не метаться загнанной зверюхой, чего-нибудь хорошее свершить, не дрёмно ждать, что ценный час протухнет. А лучше – ничего не совершать. Пройтись, вдыхая чудо листопада, глазами хлопая или травой шурша, и знать, что утро – высшая награда. Пораньше встать, отведать кофейку. Две ложки сахара. ? сливки хлипнут смачно. Пусть Бог подаст. Хоть лыко мне в строку, хоть сливок в кофе, хоть небес прозрачных. Еще чуть-чуть – и разъярится день, очередной штампованно-унылый. Достоин он лишь рифмы «дребедень», он будет прожит вскользь и торопливо. Блажен рыбак, таскающий лещей, пастух, ведущий стадо к водопою, доярка и шофёр, и вообще - кто раньше встал со светлой головою. Пораньше встать, услышать бытиё, побыть в тиши мудрёного рассвета… Так. Сколько времени?! Проспал! Ну ё-моё! Пораньше встать. Как трудно сделать это…   ВОДОПАД Для глаз, ушей и прочего услада – громада ниспаденья водопада. С моральной точки зрения полезно почти с небес низвергнуться – да в бездну. А что: течешь, течешь себе неспешно, и солнце отражает твоя плешь, но твое движенье плавное – конечно, хоть временно беспечное, конечно. Так что там? Нет! Неужто? Быть не может! Да, край земли. ? путь проплыт и прожит. Деваться некуда. Уж тут не будешь рад. хочется вернуться, стать моложе… ?ли еще бы пару лет подряд сидеть и слушать мудрый водопад.   СМОТРЯ НА ФОТО, ПОЛУЧЕННЫЕ С ТЕЛЕСКОПА ХАББЛ Галактики, созвездия, плеяды и звезд неисчислимых мириады. О сколько их, невидимых, нездешних, мерцающих в холодной тьме кромешной. Вне доступа и разуму, и глазу, лишь телескопу, да и то - не сразу. ?х непонятный, их извечный свет уже разбрызган миллиарды лет. А ты на всё взираешь с той песчинки – Земли, где обувь сдал в починку. А вот ты в ожидании аванса, вот – на работе с кем-то поругался. А вот опять, опять беда с желудком… Но правда в том, и это, знаешь, жутко, что некогда вглядеться в круговерть светил небесных. - Видишь? - Охренеть...   ЗОЛОТОЙ ГОЛ Осеннее поле. Деревья играют в футбол. Команда зеленых – команда желтых. Обводят друг друга, трибуны требуют гол. ? птицы-болельщики от тишины оглохли. Солнце летает неспешным мячиком, судит, - да с присвистом! -  ветер-арбитр. Тучи лениво любуются матчем. Деревья - играют. Неважно, кто выиграет. Октябрьское дерби! Такие вот дебри. Желтые, красные карточки-листья. Сосны, березы, осины и вербы. Зачем по траве угорело носиться? Желтые, впрочем, расстроят болельщиков: хвойные их победят, однозначно. Солнце в воротах ветвей затрепещет. Но - лишь в концовке этого матча.   ДОМОВОЙ Здесь был когда-то дом, в котором жили люди. ? печка согревала их лютою зимой. Уютно было тут. ? думалось: так будет, что сохранит очаг лохматый домовой.   А помнишь времена: село росло и пело, ваяли топоры пахучий свежий сруб. ? перескрип дверей рождался то и дело. ? вот конек на крыше, изящен и упруг.   Тогда слагали песни, тогда сложили печку, и окна приоделись в наличников узор. Дом получился добрым, добротным, безупречным, под озорной, неспешный, ершистый разговор.   ? молодой мужик сказал тебе: «Айда-ка, дедуля домовой, со мной». ? в кузовок ты радостно вскочил, самодовольно крякнув. ? в новую избу тебя он поволок.   А помнишь, как в сенях ты подружился с кошкой, а по ночам коню ты гриву заплетал. С хозяйкою порой любил шутить немножко: то шебуршил в углу, то покрывало мял.   А как она вздремнет, сон отогнать не в силах, ты зыбку чуть качнешь – и вмиг заснет дитя. Ужель все это было, остыло, отлюбило, и лишь вороны в небе осколками летят…   А было: свадьба-буря гуляет и топочет, задорные частушки звучат со всех сторон. А гости-непоседы угомонятся к ночи, допив, конечно, мутный, но славный самогон.   А помнишь, как девчонки под Рождество гадали, как валенок кидали, мол, где там мой дружок? Как, хохоча, глядели: мол, кинули туда ли? Ты ж валенок тихонько в курятник уволок.   Следил ты за порядком. Шутил, грустил со всеми. Но был невидим глазу: ну, дух – он дух и есть. Ты летний был и зимний, осенний и весенний. Ты иногда угукал, неся благую весть.   Тепло урчала каша, и - семеро по лавкам. В углу иконы жили, и среди них был Спас. Собаки вечерами не уставали гавкать, быть может, что-то знали и гавкали о нас.   В избе ты тихо плакал, беспомощный хранитель, и знал, что будет утро бедою. Что вот-вот завертится – да лихо – веретено событий. Хозяин и два сына сейчас уйдут на фронт.   Она же вопрошала, сама боясь ответа: «К добру, а может, к худу? Скажи, скажи: к добру». А ты молчал, не зная, что ей сказать на это и неопределенно ты выдавил: «У-гу».   Стучались похоронки в ворота, двери, окна. ? есть всегда хотелось, всегда хотелось спать. ?зба тогда прогнила, продрогла и промокла. Крапивные лепешки. Холодная кровать.   Бежало время дальше. Церквушку разломали, потом ее останки пустили на кирпич. А молодежь манили неведомые дали – заводы, шахты, стройки и комсомольский клич.   Был клуб, сельпо, управа, две фермы, элеватор. Еще шумели танцы, гармонь на зависть всем. Но местные все чаще ребята и девчата надолго уезжали, порою – насовсем.   Село бесперспективным начальство заклеймило, заметно на погосте прибавилось крестов… Останови машину. Не мчись, приятель, мимо. Здесь умер русский дух, не спасший русский кров.   Давно не смотрят окна. Забиты и забыты с тех пор как та старушка попала в мир иной. Дорвались дети-внуки до городского быта. А дом, немой и мертвый, зарос густой травой.   Здесь неприкаян ветер, здесь равнодушны звезды. ? почтальон не носит ни писем, ни газет. Чуть-чуть – и рухнет крыша. ? руки, ноги мерзнут. Вплелись в твою бородку пятьсот последних лет.   Ты стонешь, стонешь, воешь, скребешь в бессилье ставни. Никто тебя не кликнет, не позовет с собой. «Ох, человек, за что же, за что меня оставил?!» Прости нас, если сможешь, бездомный домовой…   СЕЛЬСКОЕ КЛАДБ?ЩЕ Кресты кряхтят и кособочатся. Здесь обитает одиночество. Лепечут скорбные березы, роняя листья, словно слезы.   Травой могилы зарастают. Тут все давно друг друга знают. Венки, букеты и оградки – в спокойном русском беспорядке.   Здесь все равны, тем более – теперь. Броди, читай историю потерь. ? жаль, что в мир иной все кандидаты с пока еще, пока открытой, датой.