Клуб «Симбирский глагол». Ведущий Клуба – Жан Миндубаев. Гость Клуба – профессор  Дмитрий Точёный. Тема заседания – Региональная история.   От ведущего. ?так, новый учебный год  стартовал. Среди прочих наук, весьма важных для вызревания  Человека и гражданина Отечества, необходимо выделить роль науки исторической. Я лично полагаю, что познание Родины и любовь к ней начинается с познания и привязанности  человека к той земле, на которой ему довелось родиться, жить, работать. Не лишне тут напомнить и о том, что великое слово «Патриот» означало в древнем Риме принадлежность к землячеству, к месту рождения, к месту приложения своего труда. Без этого, на мой  взгляд, все стенания о патриотизме останутся лишь словесами... ? в связи с этим, Клуб «Симбирский глагол» начинает с сентября  этого года публиковать цикл  исторических исследований профессора Дмитрия Точеного. Представлять его публике нет надобности – труды этого ученого мужа  широко известны. ?так, начинаем...   Профессор Точеный: Симбирские истории и лица ************** Фея симбирского просвещения Александра Знаменская   22 июля 1918 года в Симбирск ворвались белогвардейские войска во главе с полковником Владимиром Каппелем. Город оказался во власти правитель­ства Комитета членов Учредительного собрания, в котором ведущие посты занимали правые эсеры. Вот как рисует обстановку, сложившуюся в эти дни, краевед М.А.Гнутов в своей книге «1918 год на родине Ленина»: «С ликованием, под колокольный звон церквей встретили каппелевцев в Симбирске приверженцы старого режима. В городе была объявлена власть Комуча, свирепствовал белый террор. Белогвардейцы производили массовые аресты без суда и следствия, расстреливали не только коммунис­тов, ответственных советских работников, но и всех, кого подозревали в сочувствии советской власти – передовых рабочих, красноармейцев, не ус­певших уйти из города». Так оно и было. Эту достаточно точную картину гражданской войны дополним лишь одним эпизодом... На одном из многочисленных собра­ний, проведенных эсерами и белогвардейцами для идеологической обра­ботки населения, выступила уже старая женщина. Наверное, каждый, взглянув на нее, сразу бы заключил: дворянка. Умение держаться спо­койно, с достоинством, своеобразная гордая посадка головы, красивые энергичные жесты – всё говорило о хорошем воспитании и серьёзном об­разовании. Она держала речь: «Если Николай II разгонял неугодные ему Государственные Думы, то Ленин распустил Учредительное собрание. Оба отличились в подавле­нии прессы, арестовывали с одинаковой энергией ненавистных им орато­ров и депутатов, наполняли тюрьмы социалистами, истинными защитни­ками народных прав». Кто-то из рабочих зло бросил: «Белогвардейская сволочь! Мы ещё с тобой посчитаемся!» Эту «белогвардейскую шкуру» звали Александра Александровна Знаменская, за плечами у неё было уже 65 лет. ? за свою жизнь она совершила немало полезнейших и добрых поступков. Больше того, краевед Жорес Трофимов посвятил ей несколько страниц в своей книге «Ульяновы». Не вспоминая, разумеется, о её белогвардейской деятельности, он отметил с искренней симпатией: «На протяжении многих лет, постоянно бывая в доме Ульяновых, Александра Знаменская питала глубочайшее уважение к ?лье Николаевичу, дружила с членами его семьи. В горькие дни 1886 года Анна ?льинична, потрясённая внезапной кончиной отца и обеспокоенная сильно пошатнувшимся материальным положением родных, хотела на время пре­рвать учебу на петербургских Бестужевских курсах и остаться в Симбир­ске, Но близкие знакомые, разделявшие горе семьи, советовали все же воз­вратиться в Петербург, и среди них - А.А.Знаменская. По словам Анны ?льиничны, Александра Александровна предложила «и деньги для окон­чания курса». Понятно, что моральная и материальная поддержка А.А.Знаменской в такой обстановке не имела ничего общего с благотво­рительностью и обуславливалась во многом идейными мотивами». Однако, к сожалению, ульяновские краеведы отметили далеко не все её заслуги. Возьмём, например, книгу «Край Симбирский», изданную в 1989 году. Вот как в ней сообщается об одном из знаменательных событий в истории нашего города: «В 1892 году в Симбирске открылась бесплатная библиотека-читальня в память писателя ?вана Гончарова. ?нициаторами ее создания были представители общественности города: В.В.Кашкадамова, друг семьи Ульяновых, М.Г.Медведева - заведующая фундаментальной библиотекой городских начальных училищ, М.Ф.Суперанский, учитель словесности женской Мариинской гимназии и др.» А архивные данные вносят существенную поправку в представлен­ную информацию. Они позволяют утверждать, что главным организатором гончаровской библиотеки-читальни была Александра Александровна Знаменская. ?менно она самым энергичным образом хлопотала, добивалась разрешения на ее от­крытие. Сколько раз Александре Александровне пришлось съездить в Ми­нистерство народного образования! Кроме того, она взяла на себя оплату помещения, оборудования, жалования служащим. В первые годы сущест­вования библиотеки Знаменская закупала для нее книги на собственные средства. В полном смысле слова Александру Александровну можно назвать доброй феей симбирского просвещения. Трудно поверить, что при наличии шестерых детей она столько сил и времени отдавала общественным делам. Затруднительно даже просто перечислить, говоря современным язы­ком, сколько у нее было нагрузок и поручений. С 1888 по 1907 гг. являлась попечительницей 5-го женского училища. В своём имении в деревне Чернышевка  Казанской губернии организовала своеобразный дом отдыха для больных и ослабленных детей. Лечились здесь и учителя. Но этого показалось  ей недостаточно. Александра Александровна создает на свои средства санаторий для педагогического персонала в селе Лесное Матюнино Карсунскогоо уезда и на станции Барыш. Почти  двенадцать лет (с 1890 по 1902 гг.) Знаменская являлась попечительницей городского детского приюта. С 1895 по 1906 гг. она возглавят организованное ею же общество взаимопомощи учителей и уча­щихся. По её инициативе возник интернат для детей и учителей. В 1896 году Александра Александровна загорелась идеей создания воскресной школы и быстро сумела добиться ее реализации. А сколько изобретательности она проявила при организации детских ёлок, вечеров, прогулок. В 1896 году группа симбирских учителей съездила на Нижегородскую выставку, и опять средства  на экскурсию выделила Знаменская. Она близко к сердцу принимала людские страдания. Когда в 1891 году в Поволжье разразился голод, Александра Александровна приняла ак­тивное участие в создании бесплатных столовых. Конечно, человек, которому не были чужды беды народа, не мог остаться в стороне от революционных событий. В 1902 году, когда ей исполнилось 49 лет, Александра Александровна вступает в партию социалистов-революционеров. В 1904 году жандармское управление зафиксировало: «Эта особа в политическом отношении весьма неблагонадёжна, круг её знакомых составляют большей частью лица, скомпрометированные в политическом отношении». В доме Знаменской часто устраивались чаепития, на которых революционная молодёжь обсуждала политические проблемы. Её квартиру использовали для конспиративных встреч не только социалисты-революционеры, но и большевики. Когда возникла угроза ареста, Александра Александровна переехала в Казань. Там в 1906 году она стала редактором революционной газеты «Волжский вестник». 27 октября жандармы её задержали и отправили в губернскую тюрьму. Обвинение было стандартным: «Принадлежность к партии, взявшей на вооружение террор и призывавшей к вооруженному восстанию против правительства». Александра Александровна заявила в жандармском управлении: «Ни к какой партии не принадлежу, хотя и состою издательницей и ответствен­ным редактором партийной газеты». Однако у жандармов нашлись неопровержимые доказательства её участия в работе Симбирской и Казанской эсеровских организаций. О том, как дальше развивались события, Знаменская рассказала в одном из писем: «Через два месяца пришел приговор – высылка в Тамбовскую гу­бернию на три года, но с заменой таковой, в виду моей болезни и моих лет, отправкой на такой же срок за границу... 24 июля 1907 года закончились все мои судебные мытарства и явившиеся два жандарма повезли меня на  вокзал. До первого звонка я была заперта в жандармской дежурке и оттуда скорым шагом переправлена в самый отдалённый вагон поезда, где снова заперта в крошечное служебное отделение вагона. Ко мне не допускали никого из родных, а когда мною была сделана попытка говорить с ними в окно, то стекло было немедленно поднято, причём объявили, что если я буду делать попытки к разговорам, то и решётка у окна будет поднята. В дальнейшем попытки во время пути к какой бы то ни было самостоятельности разбивались перед строгой исполнительностью моих хранителей. Еду приносили в занимаемое мною купе, а сменные жандармы по очереди сидели на лавке против меня, и я, подняв глаза, неизбежно встречала во­просительный взгляд моего визави. Выход из купе разрешался только в уборную, и то в сопровождении охраны. Впереди шествовал, предупредительно отворяя двери, «старшой», а позади провожал другой и оставался у дверей до тех пор, пока я не выхо­дила оттуда. Обратное путешествие совершалось в том же порядке. Вся публика по пути немедленно отстранялась от какого бы то ни было обще­ния со мной, должна сознаться, что и сама публика не видела удовольствия в нашем соседстве и по возможности избегала его. В Москве в ожидании пересадки меня продержали 14 часов в жандармском управлении. На 4-й день мы подъезжали к границе. Строгий надзор стал свобод­нее, и на станции Вильно во время перехода с поезда мне даже позволил пройти в общий зал и спросить себе чашку кофе. В Вержболове жандармы удалились, деньги мои, хранившиеся у них, мне возвратили, но паспорт обещали дать лишь по ту сторону границы, когда будем не на русской земле. Поезд тронулся. Немногочисленная публика вагона столпилась у окон. «Где же граница?» - слышались голоса. Я тоже с нетерпением искала её в пространстве – за ней должны были исчезнуть последние признаки моей неволи. Вот овражек, вот мост, а по бокам его два столбика с изобра­жением орлов. «Зачем мы тут?», – казалось, вопрошали они друг друга. «Грани­ца!» – крикнул кто-то у окна. «? свобода», – подумала я. Но ни радостного, ни торжествующего отклика я не нашла ни слова в душе моей». Вынужденный отъезд во Францию Александра Александровна пере­живала долго и мучительно. ? совсем не потому, что русскому человеку порой трудно привыкать к новым обычаям и порядкам. Нет, ей урожден­ной де Ларю, прекрасно владевшей по сути родным французским, распола­гавшей приличными средствами, не надо было искать куска хлеба, осваи­вать чужие нравы. Она безгранично любила Россию, свою Родину, а пото­му во Франции она познала в полной мере, что такое ностальгия. Революцию в феврале 1917 года она встретила радостно не только потому, что пало ненавистное ей самодержавие, но и оттого, что сверже­ние самодержавия породило у неё надежду на победу русской армии, на сокрушительный разгром Германии и Австро-Венгрии. Но, увы. Вести с фронтов пошли ещё огорчительнее. Крестьяне вое­вать не хотели. Александра Александровна не могла понять, отчего же гас­ла на глазах вспыхнувшая после Февраля патриотическая волна. Да, крес­тьяне мечтали о своей земле, никак не желая погибать за чужие террито­рии. Росло дезертирство. Она с ужасом наблюдала, как на Базарной пло­щади бабы вовсю торговали солдатским обмундированием. Уходящие из Симбирска полки таяли с каждой станцией на глазах. Набирал силу могу­чий большевистский лозунг «Долой войну!» Знаменская, ставшая в мае 1917 года членом Симбирского гу­бернского комитета социалистов-революционеров, бросила клич; «Если наши мужчины не могут защитить Родину, то это должны сделать женщины». Её агитационный и организаторский напор был просто неотразим. Уже к середине июня она создала женский ударный батальон. Большевик Н.Г. Самойлов так рассказывает о своих впечатлениях об этом эпизоде симбирской жизни: «23 июня с целью «оборонческой» агитации командующий гарнизо­ном и губкомиссар Временного правительства устроили торжественные проводы на фронт женского «ударного батальона». Организатором этого батальона была некая Знаменская – видный член Симбирского комитета партии эсеров. «Ударницы» прибыли на парад на Соборную площадь со знаменами: «Если наши мужья не идут, то мы пойдем на фронт!» На площади был отслужен молебен. Архиерей окропил «ударниц» святой во­дой. Но явившиеся на площадь солдаты 97-го полка подвергли «ударниц» всяческим насмешкам. Торжество было испорчено. Однако «ударный» ба­тальон отправился на вокзал, погрузился в вагон и отбыл. Но... дальше станции ?нза эшелон «ударниц» не поехал. Все они разбежались и разны­ми путями вернулись домой». Большевик Н.Г.Самойлов верно отметил, что бегство «ударниц» по домам также отразило общее нежелание масс продолжать бессмысленную бойню». Эх, если бы это поняли вовремя кадеты, эсеры и меньшевики. Но па­триотический ложный угар застилал им глаза. Они (и в том числе Знаменская) за нежеланием народа воевать видели только козни большевиков, что было явно ошибочным. Грянула Октябрьская революция, а затем гражданская война. Алек­сандр Александровна после освобождения Симбирска от белых 12 сентя­бря 1918 года бежала в свою деревню Чернышевка Казанской губернии. Поскольку крестьяне видели в ней в предреволюционные годы доброго, заботливого врача, то её не тронули. Хотя имение, разумеется, отобрали. 1919-1921 гг. она проработала библиотекарем. Но все три года Зна­менскую тянуло в родной Симбирск. В конце концов рискнула. Время бы­ло ужасное, голодное. Умершие валялись на улицах Симбирска. Единственным средством существования у нее были уроки француз­ского языка в школах города. Оплата скудная. Её не тронули, не арестова­ли. Этому остается удивляться. Может быть, у чекистов возникло чувство жалости к старухе, доживавшей последние дни? Кто знает? Ещё в конце февраля 1922 года кое-кто из симбирян видел её на Вен­це. Она подолгу смотрела на Волгу, надеясь ещё увидеть ледоход. О чем думала Александра Знаменская? Мысли её все время возвращались к гражданской войне. Зачем было погублено столько людей? «Худой мир лучше доброй ссоры, – шептала она, – мужику, крестьянину нужны земля, мир, семья, просвещение. Зачем ему политика, зачем мировая революция, зачем красные и белые? Нет, эволюция, наверное, лучше революции». 28 февраля 1922 года Александра Александровна Знаменская скончалась. Сыпной тиф усы­пил её, ослабевшую, бессильную. А, может быть, он спас Александру Александровну от более тяжёлых, страшных минут? Летом 1922 года на­чался большой процесс над членами ЦК партии социалистов-революционеров, означавший, что гражданская война фактически не закончилась. Заработал Соловецкий концлагерь, приближалась новая волна большого террора. Похоронили Знаменскую как безвестного человека. В газете «Заря», органе Симбирского комитета РКП(б) и симбирского Совета, от­казались напечатать некролог. Согласилась лишь поместить короткое со­общение: «Смерть основательницы гончаровской библиотеки. В 2 часа ночи 28 февраля скончалась от сыпного тифа основательница гончаровской библи­отеки Знаменская. Похороны состоялись на Покровском кладбище». По нашему мнению, Александра Знаменская заслуживает памятника. Кроме ?льи Ульянова, никто больше неё не сделал для народного образования Симбирской губернии. А уж назвать одну из улиц Симбирска, одну из школ её именем – сам Бог велел.