Клуб «Симбирский глагол» Ведущий клуба – Жан Миндубаев Гость  Клуба – Цухлов Андрей Юрьевич Визитная карточка гостя: Закончил филологический факультет Ульяновского педагогического университета. Преподавал в  педагогическом колледже. Несколько лет работал в городской газете «Ульяновск сегодня». Ныне – сотрудник пресс-службы Законодательного Собрания Ульяновской области. ?здал три поэтических сборника: «Четверговый дождь» (2000 г.), «После четвергового дождя» (2006 г.), «Сверчок и поезд» (2011 г.). Член Союза писателей России. Дополнение к визитной карточке. Андрей Цухлов среди прочих стихотворцев обладает одним замечательным  качеством: он имеет свой  поэтический голос. Людям пишущим не надо объяснять, что это такое. А для не пишущих, но читающих, поясню: наши любимые исполнители тем и хороши, что Бабкина непохожа на Толкунову, а Розенбаум не вторит Баскову. Вы представляете, что было бы, если бы ВСЕ птицы запели одинаково? То-то и оно. ?так, голос поэта  Андрея Цухлова – в гостиной «Клуба».     ЦЕРКОВЬ   Она до сих пор громоздится в центре села, она, - полуразрушенная, обескрещенная. Ее осквернили, разграбили силы зла, тогда казалось – по удали глупой, конечно.   Ниспровергатели-богоборцы к тебе пришли, колокол сняли и растащили иконы, батюшку насмерть забили, стали алтарь крушить, нечего, опиум, дескать, терпеть народный.   Всякое было: в храме хранили зерно. Клуб устроили с танцами в древних стенах. Но проступали сквозь муть побелки там все равно лики святых, и они смотрели смиренно.   Недолго осталось. Умрет населенный пункт, сопьется, разъедется – это кто помоложе. Церковь – сердце села, у него - колокольный стук, а после удара в сердце жить невозможно.   Белуга   Гражданская война, теперь в Симбирске. На штурм пошла Железная дивизия. А в Волге из далеких вод каспийских неторопливо осетры плывут вдоль пристани.   Вся власть Советам! ?ли Учсобранию? А может, император возвратится? У дна в задумчивости шевелят хвостами сомы изрядные, стерлядки, белорыбицы.   Кто мост возьмет? Красноармейцы? Каппелевцы? Вновь русские (ради чего?!) палят друг в друга. А под мостом плывет себе красавица: солиднейшая рыбина-белуга.   На мост въезжают бронепоезда, глася стрельбой о властных изменениях. Белугу не волнуют небеса, она же - в иномирном измерении.   Подавлены крестьянские восстания. Симбирск в Ульяновск переименован. Она же движется, как субмарина тайная, глубины бороздит многопудово.   ? свято веря, что мы новый мир построим, крушим церквушки, храмы низвергаем. А в это время мощно под водою белуга остроносая гуляет.   Опять война. ? к фронту – эшелоны. За небом над мостом следят зенитки. Плывет белуга тихо, хладнокровно, в надежде отметать свои икринки.   Голодный труд в полях и на заводах. В три смены гнал продукцию патронный. А в чистых и прозрачных волжских водах – великое творение природы.   В ульяновском музее фото есть: год двадцать первый, мужики с белугой длиною метров пять (как так - бог весть) и весом в тонну это чудо-юдо.   Ее поймали у Тетюш, на Волге, недалеко от нашего Симбирска. Стоят семнадцать мужиков, но только в сравненье с рыбой – щупленькие, низкие.   ?з брюха этой рыбищи - немыслимо - сто девяносто два кило икры достали. Раков, стерляди, налимов… Обычный, в общем-то, улов для той поры.   …? вот бы нам сейчас взреветь белугой, уплывшею от нас в последний путь! ? с болью, и нечаянным испугом ту Волгу, что исчезла, помянуть.   Сейчас река течет, болея, корчась в каскаде ГЭС и сливах грязных труб. Белуги – рыбы: умирают молча. Белуги, как известно, не ревут.   Пугало   Над головой-ведром вороний смех картавый. Дожди, ветра, снега поистрепали облик. Вокруг – ошметки изб, сараев, банек старых. На небе я распят, нанизан на оглоблю.   Кого теперь пугать?! Сорняк лишь колосится. Здесь нет давно людей. Они поумирали. Мне на плечо садятся задумчивые птицы. Я сторожу зачем-то весь этот мир усталый.   Остался средь села, застыл, всплеснув руками. Дрейфую я, плыву забытою хоругвью. Я в страшном сне приснюсь, приснюсь вам, горожане, сниму с себя рубаху и молча подарю вам.   Шальной заезжий странник, меня сфотографируй, быть может, попаду я в пространство интернета. Я был живой когда-то, нелепый, но красивый, я пугалом работал, вы вспомните об этом.   Пернатым всем начальник, смотрящий огорода, в башке ведрообразной ни мысли, ни печали. Гуляют волны трав, гляжу безглазой мордой, как мачта, как мечта, в небытие отчалив…     Шмель   Ты деловит, и летишь столь увесисто с видом таким – мол, хлопочешь … Шмель меж цветами, в заброшенной местности жизнью доволен очень.   Новый цветок – новая цель. Ты – представитель солнца здесь полномочный. Рыльце в пыльце… Трезвонь в колокольца! Гуляй же над травами сочными!   Шмель, прицветайся, жужливый и добрый! Увалень ты неспешный в буйстве лугов позднемайских… Злятся, з-завидуют осы и оводы, клещи там всякие, шершни…   Ну да и бог с ними,  главное, чтобы всё благоухало и благо-ухало, дурманя и веселя… Как бы хотелось, особенно будучи, в общем-то, мухой, мир ощутить сердцем и взглядом шмеля…   Шахматные рубаи     1. Шахматишки с приятелем. Мы на балконе. Знаю, скажет супруга: в дыханье - спиртное. Друг ладью передвинет - и рюмку нальет. Это пахнут фигуры, что съел я сегодня.   2. Ферзь по правилам силой владеет такою – может справиться с недругов целой толпою. Я прошу, не зови ты ферзя королевой, он расстроится сразу – и сдастся без боя.   3. Ты стремишься к комфорту, деньгам и карьере, золотой унитаз в дорогом интерьере. Разве счастье догробно-загробное в этом? Смысла в шахматах больше гораздо, поверь мне.   4. Одиночество вьется над головою. Я за шахматы взялся – играл сам с собою. Я себе не позволил себе проиграть. Я себя одолел! Но со смутной тоскою.     Стоматологическое   Эх, годы, стремительны очень, у них есть эффект побочный: уж зубы невинно-молочные сменились на винно-водочные.   Подмечено издавна точно, и места тут нет обиде: Коль зуб на кого-то точишь - тебе его могут выбить.   А что до низменной прозы или возвышенной лирики – зубная боль – это просто, от сладкого ли, от скрипки ли.   ? кариес, словно кризис, лишает любого апломба. Хоть вечною и замысливалась, жизнь – временная, как пломба.   А можно путем удаленья избегнуть клыкастой темы. Щипцов лишь одно движенье, нет зуба – и нет проблемы.   Останется – шепелявить, оскал вспоминать втихомолку. ?ль вовсе шамкая вяло, класть протезы на полку.   Зуб мудрости был бы мне плюсом, но вряд ли уже проклюнется. ? разнощеково, с флюсом, неловко выйти на улицу.   Ой, жуть: бормашина злобная жужжит, в коренной впивается. Цена на хорошую пломбу моими ж зубами кусается!   Вот зуб залечу я – и снова найду для него занятье. и буду вгрызаться сурово в определенья, понятия…   А зуб у зубила, может, совсем никогда не ноет? Такие вопросы тоже волнуют и беспокоят.   Вот был тыщезуб, как акула б, акула пера хотя бы, то смог не вставая б со стула чего-нибудь да оттяпать.   Но оптимизма солнышко вам не желток яичный! ? стоматолог – хорошая, и даже весьма симпатичная...   Запретный плод дюже лакомый, отказываться не буду. Покуда кусаю яблоко и нерв не убит покуда!     КОЛ?БР?   Колибри – птичка мелкого калибра, хотя летает далеко не пулей. Снует в пахучей тропиков палитре, ее цветы дыханьем даже сдули б.   О, легкомысленность, а также легковесность! Завидный, щедрый, всенебесный дар - быть трепетной и ярко-бесполезной. Порхаешь бабочкой и сладкий пьешь нектар.   Болтают люди, что душа два грамма весит, мол, измеряли как-то на весах. ? получилось – вам неинтересно? – похожи души на вот этих птах.   Но приглядимся, вот вам и колибри: питается всегда, когда не спит. ? как бы вы колибри ни хвалили - поработил ту птичку аппетит.   Нельзя ей замереть, остановиться, полюбоваться выбранным цветком… Как хорошо, что мужики – не птицы: не только пьют за праздничным столом.   Мы если пьем, то с толком, с расстановкой, и стопочки, как пташечки, - в полет. Нектар журчит из нашей поллитровки. Ну, за колибри! Пусть передохнет.