ОСЕНН?Й  ДЕНЬ  В ТАРХАНАХ 1 В стороне от дороги, в низинке, стояло село. Ясный осенний день замер над ним, кружились в безветрии листья. На огородах копали картошку. Женщины гремели ведрами у водопроводных колонок. Гудел грузовик с дровами. Осенняя будничная жизнь шла своим чередом, заполненная привычными хлопотами и немудрящими радостями. А на отлете от села, в бывшей барской усадьбе, в заросшем саду доцветал татарник. Поздние шмели гудели на цветах. Миновав обросшую старыми ветлами поляну, я подошел к возвышенности, охваченной подковой сонных прудов. Пруды были подернуты густой ряской, которая словно подчеркивала почтенный возраст этих запруд, образовавших — как и было принято в те давние времена — цепочку водоемов. На холме стоял двухэтажный дом с балконом, виднелась средь деревьев маковка миниатюрной церкви. ? такая тишина висела над этим уголком земли, что отчетливо слышалась игра ивовых листьев на ветру. Бесконечно далекой казалась отсюда хлопотливая будничная жизнь, которая шла там, на улицах села. Я попал в мир абсолютной отрешенности от наших сегодняшних хлопот, волнений, суетливых дел. ? аккуратный дом, и спокойные воды прудов, и задумчивая печаль деревьев — от всего веяло стариной, все это полнилось иным, более возвышенным смыслом, нежели заботы нашего бытия. Словно я пересек некую черту, отринувшую временное и зряшное от вечного и мудрого. По тенистой аллее я пришел в Тарханы, к Лермонтову. 2 Парадокс жизни: именно несчастливый брак родителей привел мальчика Мишу Лермонтова в затерянное среди среднерусских полустепных просторов село Тарханы, приобщил к возвышающему и утешающему, наполненному поэзией миру природы. Не ладили между собой родители поэта. Двухлетний мальчик остался без матери — она умерла. Ее заменила обожавшая внука бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева... Не это ли предопределило поэтическую судьбу мальчика? Не здесь ли впервые потревожили его душу смутные видения? Не под этими ли печальными ивами шептались изначальные строчки? ? не отсюда ли открывалась поэту беспредельное величие народа и родины? Не надо гадать. Михаил Юрьевич сам ответил на эти вопросы. Откройте его томик — на многих страницах почувствуете отблеск тархановской поры, уловите приметы отроческой родины поэта. Разве не средь печальных полей детства запал в душу горьковатый дымок осеннего горящего жнивья и вылился в щемящей строке: “Люблю дымок спаленной жнивы”. Разве не образ родных Тархан отрадно вспоминался ему в холодном Петербурге? Зеленой сетью трав подернут спящий пруд. А за прудом село дымится — и встают Вдали туманы над полями. В аллею темную вхожу я, сквозь кусты Глядит вечерний луч, и желтые листы Шумят над робкими шагами. Разве не в Тарханах пришло к нему то великое чувство жизни, о котором он сказал: “Люблю отчизну я...” За что, не знаю сам — Ее степей холодное молчанье Ее лесов безбрежных колыханье, Разливы рек ее, подобные морям. Проселочным путем люблю скакать в телеге, ?, взором медленным пронзая ночи тень, Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге, Дрожащие огни печальных деревень. Тарханы не только место, где проходило детство поэта. Это творческая колыбель поэта. В 1828 году здесь написаны “Черкесы”, спустя несколько лет создана драма “Два брата”, поэма “Сашка” и другие произведения. ? разве не заметны явственные признаки тарханских впечатлений в романе “Вадим”, в “Песне про купца Калашникова”, в “Бородине”? Нет, дни, прожитые в затерянном на просторах России уголке земли, не исчезли бесследно. Они невидимыми родниками напитали могучую реку лермонтовской поэзии, не давая ей ни оскудеть, ни остановиться. ? именно за это благодарность к Тарханам живет в каждом из нас. Все мы родом из детства. Великие поэты, возможно, больше, чем другие, ощущают эту корневую связь первых шагов человека на земле и всего земного пути. Вспомним: один тосковал о милом сельце Михайловском под скупыми псковскими небесами; другой не мог оторваться от яснополянских дубрав; третьему всегда светил в судьбе огонек в окне рязанской избы. А Лермонтов навек обручился с Тарханами. Здесь — истоки, отсюда — прозрение. Сюда не раз возвращала его благодарная память. О Тарханах сказал он с потрясающей силой предвидения: ... я родину люблю ? больше многих; средь ее полей Есть место, где я горесть начал знать, Есть место, где я буду отдыхать, Когда мой прах, смешавшийся с землей, Навеки прежний вид оставит свой... Увы, сбылось и это горькое пророчество. В центре Тархан, на поросшем деревьями холме – часовня. Под ее сводами нашел поэт свой последний приют. ?, словно охраняя вход в усыпальницу, стоит могучий дуб, ветви которого склоняются, шумят над скорбной могилой... Сто семьдесят лет минуло с того дня, когда печальный свинцовый гроб с телом поэта обрел здесь вечное пристанище. А Тарханы все больше и больше полнились поэзией Лермонтова, его неукротимым и смятенным духом, его незримым присутствием. Это и придает им ту трудно выразимую словами притягательность, о которой Константин Паустовский сказал: “Я не знаю, в чем очарование мест, связанных с памятью замечательных людей. Но оно — бесспорно. В нем соединяются гордость за силу человеческого духа, пение стихов, доносящихся как бы из глубокой полевой дали, ясное ощущение, что время теряет в таких случаях свою разрушительную силу, что забвения нет. ?, конец, радостное сознание необыкновенного блеска и мужества мысли, оставленной нам в наследство прекрасным предшественником”. Все это в полной мере может быть отнесено к Тарханам — тому кусочку благословенной русской земли, с которой оказался связанным навек талант одного из самых блестящих и бесстрашных рыцарей поэзии. 3 Опустошающее человеческие души забвение победительно при нашем равнодушии. Оно трусливо отступает, если люди умеют хранить память. Память о великих событиях истории, о слезе матери, упавшей на руку при расставании; о шелестевших над головой деревьях. Память о том, что было до нас. Память печальную, память грозную, память светлую. В Тарханах эту охранительную силу памяти ощущаешь буквально на каждом шагу. ?стория старинного села возле большого почтового тракта началась еще в XVIII веке. Оно не раз меняло свое название, но обрело всемирную известность под тем именем, которое носило в лермонтовскую пору. Многие ветры времени пролетели над Тарханами, унося частицу той поры, когда усадьба над прудами знала Михаила Юрьевича. После гибели поэта и смерти хозяйки Тарханы стали ветшать и меняться. Дом, где прошло детство и  отрочество поэта, был переделан. В 1908 году он пострадал от пожара. В парке вырубили старые деревья, зарастали пруды, менялся ландшафт. Но люди хотели сохранить облик Тархан. Еще в 1881 году один из первых биографов поэта П. Висковатый составил уникальный план расположения комнат тарханского дома. Документы сохранили и описание внешнего вида его. Но должна была наступить новая эпоха, чтобы к людям вновь вернулось очарование лермонтовских Тархан. Еще в 1918 году нарком просвещения РСФСР А. В. Луначарский распорядился отметить дом в Тарханах мемориальной доской. Но только спустя восемнадцать лет, в 1936 году в усадьбе начались работы по организации музея. ? 30 июля 1939 года Лермонтовский музей был торжественно открыт. Надо ли говорить, что воссоздание исторической достоверности — труд долгий и кропотливый? Предстояло реставрировать не только дом, усадьбу, церковь и другие постройки. Речь шла о возрождении всего усадебного комплекса — парков и садов, прудов и аллей, усадебных строений и отдельных деревьев. За дело взялись литературоведы, археологи, ландшафтные архитекторы и садовники. В Тарханах не забыли инженера лесопроекта В. Агальцеву, которая после тщательных поисков составила проект реставрации окрестного ландшафта прошлого века. Сотрудники музея В. Арзамасцев, Т. Мельникова, В. Рыбакова, историк ?. Гладыш, художник В. Гаврилов и многие другие буквально по крохам возвращали Тарханам их своеобразие и прелесть. Благодаря их стараниям, их преданности, их стремлению воссоздать почти невозможное мы чувствуем и сегодня в Тарханах волнующее присутствие Михаила Юрьевича Лермонтова. “От барского дома по скату горы до самой реки расстелился фруктовый сад. С балкона видны были дымящиеся села луговой стороны, синеющие степи и желтые нивы. Барский дом был... деревянный с мезонином, выкрашенный желтой краской, а двор обстроен был одноэтажными длинными флигелями, сараями, конюшнями и обведен валом, на котором качались и сохли жидкие ветлы”, — вспоминал М. Ю. Лермонтов. ? сейчас, миновав плотину верхнего пруда, ступив со стесненным сердцем на заповедную землю, вы можете увидеть все это. Можете постоять на безмолвием прудов, затихших в обросших осокой берегах. Побывать в доме ключника. Спуститься в сад, полюбоваться окрестностями с гребня вала, существующего до сих пор. ?, надышавшись воздухом Тархан, осторожно подняться по деревянным лестницам старого барского дома в лермонтовские комнаты... Немного вещей осталось после недолгой жизни поэта: шкатулка, портсигар, курительная трубка, личная печатка, рисунки и книги. ? вы не в состоянии отвести от них взгляд. Мысль о том, что их касалась рука гения, ошеломляет вас. Так же, как остро вспыхнувшее вдруг чувство кровной причастности к необъятному, возвышенному и даже загадочному миру, созданному пером, которое держала рука опального поручика... Входя в лермонтовский мемориал, вы соприкасаетесь с вечностью, вы полны гордого сознания того, что здесь, на русской земле, окреп, вырос и обрел всемирную слышимость голос не просто великого поэта, но и нашего соотечественника, чья жизнь, так же, как и наша, глубокими корнями навеки связана с Родиной. ? это чувство дарят нам Тарханы. Глубокое подземелье с горящими у свинцового гроба свечами... А наверху — живые голоса людей. Тревожные страсти давно ушедших от нас героев лермонтовской поэзии и прозы — и наши сегодняшние треволнения. Мятежная душа скитальца — и мирный быт нашей повседневности. Как это все далеко друг от друга, как призрачна на первый взгляд связь... Но как крепка! Как прочно, как правомерно живут в нашей душе и лермонтовские слова, и наши дела и помыслы. ? будут жить всегда... Когда я прощался с Тарханами, где-то за дальней рощей прогромыхал последний осенний гром. Над прудами висели грозовые тучи. ? краткий облегчающий ливень прошумел над усадьбой. Задымился мокрый асфальт, всполошились утки на прудах. А потом выглянуло солнце. ? вдруг вознеслась, взметнулась над полями и рощами, над плотиной и нивами крутая радуга. Одним своим концом она опиралась на зеленеющую луговину усадьбы, другой терялся где-то в дали уже по-осеннему пустынных, замерзших древних Тархан, радуя глаз и веселя душу. Стояла, словно вечный мост радости и понимания, соединяющих прошлое и будущее, боль и радость, сердце Михаила Лермонтова и наши сердца. Жан Миндубаев. Пензенская область