Клуб «Симбирский глагол». Ведущий Клуба – Жан Миндубаев. Тема заседания: «Звезда поэта».   От ведущего. Как часто  мы в полную меру осознаем истинную  сущность и значимость того, кто жил и творил рядом с нами лишь после его ухода от нас! ? как часто еще при жизни того или иного нашего современника с неким, порой, подловатым  намеком подмечали лишь его житейско-мелковатые  поступки или проступки... Но вот  ушел от нас человек, закатилась звезда бытия... Но ведь что-то от каждого из нас остается на этой Земле? ? порой именно это, оставшееся, обнажает вдруг величину той личности, кто делил наши бренные дни рядом с нами. ?менно о том  и напоминают нам и слова  известного поэта  Николая Полотнянко и, конечно, стихи Евгения  Мельникова. Вчитайтесь, вдумайтесь... Ж.М.   Николай Полотнянко   Слово о Поэте. Пять лет  тому назад (02.03) ушел от нас  ульяновский  поэт и прозаик Евгений Зиновьевич Мельников (1946-2011). После окончания Ульяновского педагогического института и срочной службы в армии он с головой окунулся в литературное творчество с верой, что удача не замедлит к нему явиться. Так и случилось: вышла первая книжка его трепетных, сквозящих обнажённой душевностью стихотворений «Подземная вода», а через год, в 1974, появилась, сначала в журнале «Волга», затем в Приволжском книжном издательстве его повесть «Угол прицела», которую высоко оценили ведущие писатели Василь Быков, Григорий Коновалов и Николай Шундик, давшие Евгению Мельникову рекомендации для вступления в Союз писателей СССР. В 1977 году Е. Мельников, получив писательский статус, стал единственным в области профессионально работающим прозаиком, молодым, с явной перспективой творческого роста. ? Евгений Зиновьевич не обманул надежд почитателей своего таланта: одна за другой в ближайшие десять лет в издательствах Саратова и Москвы были изданы книги романов, повестей и рассказов, в которых в полной мере отразились духовные поиски автора на изломном для страны историческом отрезке времени. Это – «Второе дыхание», «Метеорный дождь», «Шаровая молния», «Кулаки Пифагора», «Третий лишний» и другие произведения, которые стали заметным явлением в нашей литературе и зримым свидетельством творческого роста писателя, его духовного кругозора и умения восчувствовать и отразить острые проблемы современного бытия человека и общества в художественных образах языком традиционной русской прозы. Евгений Мельников был честным писателем и принципиальным человеком, и это помешало ему найти себя в новой России. Но он много трудился, и в его рабочем столе лежат новые, ожидающие своего издателя, повести и романы.     Поэзия Евгения Мельникова. Не снись… Не снись. Прошу тебя, не снись. Недобрый знак, когда живого Зовут из призрака былого – То смерть зовёт. Остановись.   Но что мне смерть, когда в душе От солнца лишь остались угли – ? те без воздуха потухли На самом горьком рубеже.   ? потому на зов бегу Той девочки провинциальной, Где жизнь опять вернётся тайной, Как белый голубь на снегу.   Раздвину я плечом сирень – Врата студенческого рая, – ? ты, безгрешная, святая, Шагнёшь ко мне из ночи в день.   От сплетен и обмана – в высь, Где никому не дотянуться. О, только бы не оглянуться На зов: прости меня, вернись.   Не снись, прошу тебя, не снись…   К тебе, счастливой… К тебе, счастливой, быстро привыкаю, Как житель гор к дыханию лугов. Но, принимая, всё ж не принимаю ? странно злюсь, когда не понимаю Ни смеха, ни улыбок, ни шагов.   Ты ускользаешь солнечною тенью ? в те мгновенья страшно далека. ? зову твоему, и откровенью Боюсь поверить, будто обольщенью, ? чую: ты к падению близка.   С годами наши страсти ненавижу, Пытаюсь отыскать в тебе – тебя, Но всякий раз с отчаянием вижу, Как судорожно сердце твоё лижет Слепая жажда счастья и огня.   Всё чаще ты тоскуешь без причины, Теряешь свои милые личины ? плачешь у невидимой стены. ?, думу поднимая не по силам, Глядишь назад, ища поддержки с тыла, Но все мосты, родная, сожжены.   Зачем я отравил тебя собою, Своей тоскою, мыслью о тщете? С безбожною не справишься ты болью, С моею незавидною судьбою: На дыбе жить и верить на кресте.   Не плачь моими вечными слезами, Не лги моими вещими словами, Живи, как предназначено тебе – Дыши своими снами и цветами, Пари своими лёгкими шагами, – ? Бог с тобой, ты свята и в грехе.   За городом – ясней твои черты  За городом – ясней твои черты. Когда, босая, мчишь по бездорожью К родному дому, чудится, что ты – Как Василиса, сбросившая кожу.   ?з-под румян и ложного огня, Теряя с тою, городскою, сходство, Проглянет та, какою до меня Была ты средь людей и первородства.   Слова твои – что ягоды во рту, Глаза твои – что камушки в колодце, Запляшешь – словно пламя на ветру, А запоёшь – дыхание займётся.   ? я тебя ревную к облакам, К полям и засыпающей дороге, К тому, среди чего я плачу сам, Как будто счастья подвожу итоги.   Но вот нас провожает вся родня, ? за селом ты обернёшься с дрожью: Здесь ты была царевною, а я – Царевичем, твою спалившим кожу.   Подземная вода  Не обольщайтесь иногда, Считая виденное главным. Везде бесхитростно и плавно Течёт подземная вода.   Когда в словах один песок – Любые чувства увядают, Любые мысли вдохновляют ? пропадают между строк.   Не оттого ли в душной мгле Под гром грозы осатанелой Могучий дуб дрожит не телом, А корнем, спрятанным в земле?   После черных провалов грозы... После чёрных провалов грозы, После призрака прожитых бед – Вспыхнул в тучах прозрачней слезы Лёгким детским румянцем просвет.   Полно молодцу век горевать, Я смахну влагу терпкую с глаз, Выйду в поле, где жизнь – напоказ ? до неба рукою подать.   Счастья круговращенье, постой, Вспомни, сколько воды утекло, Но слезами, плодами, травой Возвращаешься ты всё равно.   Так замри, уведи в свой Эдем, Воплотись в дымку первой любви, Пусть я буду единственным тем, Кто не ведал измены твои.   Я – свободен, он пробил, мой час, Только если бы знал наперёд, Что таким он навеки замрёт – Я бы умер от горя сейчас.   Вот скамья Вот скамья – присяду, помолчу, К яблоне прижмусь и виновато Пыльную фуражку покручу, Словно я в больнице без халата.   Чем темнее воздух – тем светлей Каждый ствол, и чувства тоньше точит Горьковатый в свежести своей Запах йода от стволов и почек.   Шум шагов послышался – но чьих? Женский смех – но из окна какого? Яблони притихли – так врачи Слушают дыхание больного.   Вот и мне открылся бледный свет Над изгибом синеватых ветел, Всё, к чему притрагивался ветер, Всё, чему ещё названья нет.     Когда умолкнет шум перрона  Когда умолкнет шум перрона, Развеются слова толпы – В задымленном окне вагона Проступит лик твоей судьбы. В тоске глубокой, изначальной, Печально, как фонарь во мгле, Проглянет то, что было тайной В твоей душе и на земле. Средь убегающих видений, Движений ветра и долин С волной сомненья и волнений Один схлестнёшься на один. Какою отзовётся болью Черта, размытая слезой, Между вселенной и тобою, Как между небом и землёй! Не на стекле, а в бедном сердце Впечатан эрмитаж ночной, ? никуда уже не деться От этой памяти больной. Но и помаявшись по свету, Ты вдруг поймёшь в разгоне лет, Что понапрасну ждал ответа, Которого у мира нет.   На первом невинном снегу На первом невинном снегу Горит петушиная кровь – Я сам себе больше не лгу: Где страх был – там зреет любовь.   Мой бедный доверчивый сын, Что плачешь ты? Что за беда? Судьба уравняет весы – ? станешь ты мудрым тогда.   А деда не бойся – он зря В руках не сжимает топор: Ему доверяет земля – Какой-то у них договор.   Но ты всё страдаешь, чудак, ? жжёт меня боль твоих глаз – Зачем же устроено так, Что детство несчастнее нас?   Боль Ни себе, ни тебе не прощу То, что молча прощаю другим, Оправданий давно не ищу ? стою перед правдой нагим.   ?бо светит во мраке звезда, Отражённая в смертной душе, — Но её чистоты никогда Нам с тобой не коснуться уже.   Не прощаю нечаянной лжи ? всего, что нам шепчет змея, Что я списывал на миражи Обезбоженного бытия.   ?бо светят глаза на холсте – Прямо в тайную тайных глядят – Предавали мы их в суете, Оттого эти очи скорбят.   Не прощу нашей детской игры С веком, с небом, с любовью, с огнём, Даже если мы ТАМ прощены – Не прощаю, ни ночью, ни днём.   ?бо если прощу – за чертой – ?ль найду оправданье в вине – Разлучу я звезду с высотой, ? потухнут глаз на холсте.     Я бы мог разувериться... Я бы мог разувериться. Мог. Это просто, когда есть причины. Но по самой простой из дорог Недостойно идти для мужчины.   Я бы мог сгоряча разрубить Всё, что мёртвым узлом завязалось, Но и после распятья любить – Это всё, что от жизни досталось.   Я бы мог клином вышибить клин Под гипнозом обмана и злобы – Но тогда б я остался один, ? ничто нас спасти не могло бы.   Я б не жил с этой болью ни дня ? лишил себя неба и речи – Но тогда б стало меньше тебя На ещё одно утро и вечер.     Ты была мне женой Ты была мне женой – золотые носил я оковы, Мёд пивал и отраву – хмелил меня каждый глоток. Я не знал, что любовь прорастает из глины и слова, Как из щупальцев кактуса – несравненный цветок.   Ты была мне женой, ты меня обессмертила в сыне – Мы втекли в его душу, как в Волгу втекают ручьи, Мы в тоске замирали, когда он ногами босыми Шёл по жизни рассветной, отравленной ядом змеи.   Ты была мне женой – ты была продолженьем начала. Как же так получилось, что золото ржавчина ест, Что последнюю сказку природа на лжи замешала – Птицы речь потеряли, но каркает ворон окрест?   Ты была мне женой – не бросаю упрёка и тени. Но живёт во мне девочка с робким пожатьем руки. Незапятнанный май, я дарю ей охапку сирени Белизны подвенечной, осевшей теперь на виски.