Яндекс.Метрика
Поэт и власть
16:0712 октября 2015

Пушкин профильКлуб «Симбирский глагол».

Ведущий Клуба – Жан Миндубаев. Тема заседания: «М?Р УН?ВЕРА». АКТОВАЯ ЛЕКЦ?Я Тема лекции: «Поэт и власть». Автор – профессор УлГУ Дмитрий Точеный.   От ведущего. В «Год  литературы» весьма интересной представляется история взаимоотношений поэта Александра Пушкина и императора Николая Первого. Как известно... Впрочем, не буду мешать уважаемому профессору. Он гораздо лучше меня  просветит нас на  сей счет. ?так, «Актовая лекция УлГУ». *****

Не виновен!

Немало наших современников обращаются в суды с просьбами о восстановлении попранной чести. Тысячи юристов трудятся, стараясь помочь униженным и оскорбленным. Но кто подаст руку тем, кого оклеветали давным-давно? Умершие деятели культуры, чиновники, дипломаты, полководцы и простые люди, оболганные сознательно или ошибочно, не в состоянии обратиться с заявлением к Фемиде. ? даже некогда могучие владыки огромных территорий, на которых возвели хулу и напраслину, абсолютно беспомощны. Прийти к ним на выручку – благодатная задача историка. На протяжении многих лет в школьных учебниках истории отношения Николая I (1825-1855) и автора «Евгения Онегина» рисовались предельно просто: «Пушкин был дружен с многими декабристами. Во время восстания он находился в ссылке в Михайловском. Позднее на вопрос царя – с кем бы он был, если бы во время восстания был в столице, Пушкин ответил — со своими друзьями-декабристами, на Сенатской площади. Правительство преследовало Пушкина, многократно высылало его из столицы, установила за ним полицейский надзор. Цензура не пропускала в печать многие его произведения. В 1837 году Пушкин погиб на дуэли. В смерти поэта было повинно высшее общество, травившее его, и прежде всего сам царь». Так ли это? …Узнав о событиях 14 декабря 1825 года на Сенатской площади, Пушкин всерьез встревожился. Сначала он было решился ехать в Петербург, но раздумал и остался в Михайловском. Получив же известия об арестах своих друзей и знакомых в столице, поэт перебрал свои бумаги и сжег компрометирующие его дневниковые записи и стихи. В волнении и смятении прошли у Александра Сергеевича долгие дни января и февраля 1926 года. С беспокойством он смотрел часами из окна – не покажутся ли полицейские. Наконец, не выдержал и решил прозондировать ситуацию, отправив 7 марта письмо влиятельному при дворе поэту В.А.Жуковскому: «Вступление на престол государя Николая Павловича подает мне радостную надежду. Может быть, его величеству угодно будет переменить мою судьбу. Каков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный, я храню его про себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимости». Ответ Жуковского от 12 апреля не мог успокоить Пушкина: «Ты ни в чем не замешан, это правда. Но в бумагах каждого из действовавших (т.е. декабристов) находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством… Не просись в Петербург. Еще не время». Поэт попытался следовать совету В.А.Жуковского – терпеливо ждать, но потом, устав от неопределенности, напрямую обратился к Николаю I: «Всемилостивейший государь! В 1824 году, имев несчастье заслужить гнев покойного императора Александра I, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства. Ныне с надеждой на великодушие вашего императорского величества, с истинным раскаянием решился я прибегнуть со всеподданнейшей моей просьбой: здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно требуют постоянного лечения, в чем и представляя свидетельства медиков, осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие края». Конечно, в письме Александра Сергеевича к императору сквозило лукавство: не хвори беспокоили поэта, его мучил вопрос, какое грозит ему наказание за стихи, где звучал призыв к борьбе с самодержавием. В этом поэт признался в письме своему другу князю П.А.Вяземскому от 10 июля 1826 года: «Я писал царю тотчас по окончания следствия. Жду ответа, но плохо надеюсь… Я был в связи почти со всеми из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем… Кажется, это не к добру». Прошло еще два томительных месяца. Вдруг поздним вечером 3 сентября к дому Пушкина в Михайловском прискакал фельдъегерь и объявил о повелении императора отправиться с ним немедленно. Александр Сергеевич торопливо успел взять деньги и накинуть длиннополый сюртук, как повозка уже удалялась от места его ссылки. Он не сомневался, что его везут прямо в Сибирь. За четыре дня поэт в сопровождении фельдъегеря преодолел около 700 верст, а 8 сентября в дорожном костюме его в карете доставили в царскую резиденцию в Москве – Чудов монастырь. О том, что произошло дальше, рассказал сам Пушкин: «Всего покрытого грязью, меня ввели в кабинет императора, который сказал мне: «Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвращением?» Я отвечал, как следовало. Государь долго говорил со мною, потом спросил: — Пушкин, принял ли бы ты участие 14 декабря, если бы был в Петербурге? — Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нем. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю Бога! —         Довольно ты подурачился, — сказал строго император. —         Надеюсь, теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать все, что сочинишь, отныне я сам буду твоим цензором. По окончании двухчасового разговора император взял поэта за руку, вывел в смежную комнату, наполненную царедворцами, и сказал: — Господа, вот вам новый Пушкин, о старом забудем. В этот же день на балу у французского посла Николай I задал неожиданный вопрос статс-секретарю Д.Н.Блудову: — Знаешь, что я нынче долго говорил с умнейшим человеком России? — С кем же, Ваше Величество? — С Пушкиным. В дальнейшем у Александра Сергеевича не было оснований жаловаться на императора. Николай I достаточно внимательно следил за литературной жизнью столицы и ограждал великого поэта от нападок завистников и клеветников. Так, 22 марта 1830 года царь прочитал в «Северной пчеле» грязный отзыв Ф.Булгарина о седьмой главе «Евгения Онегина» и тут же продиктовал шефу Третьего отделения А.Х.Бенкендорфу следующее письмо: «В сегодняшнем номере «Пчелы» находится опять несправедливейшая и пошлейшая статья против Пушкина. Предлагаю Вам призвать Булгарина и запретить ему отныне печатать какие бы то ни было критики на литературные произведения, если возможно, следует запретить журнал». Спустя год император вновь продемонстрировал дружеское отношение к поэту. В связи с женитьбой на Н.Н.Гончаровой государь сделал весьма полезный подарок: назначил его придворным историографом с поручением написать биографию Петра I. По этому поводу Александр Сергеевич написал 22 июля 1831 года литературному критику П.А.Плетневу: «Царь взял меня на службу – но не в канцелярскую, или придворную, или военную, нет, он дал мне жалованье, открыл мне архивы, чтобы я рылся там и ничего не делал. Это очень мило с его стороны, не правда ли? Он сказал: «Раз он женат и небогат, надо дать ему средства к жизни». Жалованье А.С.Пушкину было установлено весьма приличное – 5000 рублей в год. Доброжелательное отношение императора к великому поэту отмечалось иностранцами, посещавшими Петербург. 27 февраля 1834 года корреспондент «Франкфуртского журнала» сообщал из столицы России: «Пушкина часто видят при дворе, причем он пользуется милостью и благословением своего государя». Европейский журналист не ошибся в своем заключении: сам факт частых прямых и косвенных контактов царя и поэта говорил о многом. 28 февраля 1834 года А.С.Пушкин отметил в своем дневнике: «Я представлялся. Государь позволил мне печатать «Пугачева», мне возвращена моя рукопись с его замечаниями (очень дельными). В воскресенье на бале, в концертной, государь долго со мной разговаривал». 6 марта 1834 года он опять в своем дневнике упомянул об императоре: «Царь дал мне взаймы 20000 на печатание «Пугачева». Спасибо». 16 марта Николай I предложил поэту переименовать «?сторию Пугачева» и, с согласия автора, собственноручно написал на первой странице рукописи – «?стория пугачевского бунта». ?ногда поэт, имея на это причины, сердился на императора. Весной 1834 года он узнал, что его письмо к жене было вскрыто на почте, скопировано и доставлено царю. 10 мая Пушкин выплеснул понятное и оправданное раздражение на страницах своего дневника: «Однако какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносить их читать царю (человеку благовоспитанному и честному), и царь не стыдится в том признаться». Никак не могло обрадовать поэта и присвоение ему звания камер-юнкера, которое обязывало его участвовать во всех церемониальных торжествах и балах. Наверное, император хотел отличить Александра Сергеевича. Однако пожалование младшего придворного чина 34-летнему отцу семейства вызвало насмешки знати. Знаменитый поэт сопровождал государя на приемах вместе с 18-летними безусыми юношами. 5 декабря 1834 года А.С.Пушкин записал в дневнике: «Завтра надобно будет явиться во дворец. У меня еще нет мундира. Ни за что не поеду представляться с моими товарищами камер-юнкерами, молокососами… Царь рассердится, — да что мне делать?» Переживания поэта в связи с просмотром его писем и унизительностью участия в придворных церемониях усугубились в связи с тем, что природа наделила его такой незавидной чертой характера как ревность: Пушкину показалось, что император ухаживает за его женой Натальей Николаевной. «Не кокетничай с царем», — несколько раз он предупреждал ее. Между тем подозрения Александра Сергеевича не имели никаких оснований. К этому выводу пришла А.Тыркова-Вильямс в своем фундаментальном труде, посвященном великому поэту: «Никто из недругов Пушкина, никто из многочисленных последователей никогда не обмолвился ни словом, не напал ни на какие данные о связи Натальи Николаевны с царем. Об этом не говорит ни один из многочисленных врагов Николая I». Но многократно увеличились у поэта муки ревности, когда его жене стал открыто оказывать знаки внимания красивый, ловкий и вкрадчивый француз Дантес, служивший в русской армии в чине поручика. А.С.Пушкина едва ли не еженедельно терзали анонимные письма, содержавшие оскорбительные намеки и язвительные насмешки. В высшем обществе поползли слухи о возможности поединка между поэтом и Дантесом. Встревоженный ими, Николай I пригласил в конце 1836 года Александра Сергеевича для беседы и взял с него слово, что «он не приступит к дуэли, не дав ему знать наперед». Тогда же царь встретился с Натальей Николаевной и посоветовал ей «быть сколь можно осторожнее и беречь свою репутацию и для самой себя, и для счастья мужа, при известной его ревности». О разговоре с императором она сообщила своему супругу. Александр Сергеевич тут же на одном из балов выразил признательность Николаю I за добрые советы жене. — А разве ты мог ожидать от меня другого? – удивился государь. — Не только мог, — ответил поэт, — но, признаюсь откровенно, я вас самих подозревал в ухаживании за моей женой. После некоторого размышления Николай I пришел к выводу, что для предотвращения возможной дуэли одних нравоучений и внушений Пушкину недостаточно, и приказал шефу жандармов Бенкендорфу принять меры, дабы пресечь вероятность поединка. К сожалению, как сейчас бы сказали, события вышли из-под контроля императора. А.С.Пушкин вызвал на дуэль Дантеса, но не известил об этом царя: поэт написал соответствующее письмо Николаю I, но не отправил его адресату, руководствуясь ложными соображениями чести. Оно осталось в кармане сюртука поэта. Бенкендорф направил жандармов на предполагаемое место дуэли, но поединок состоялся в другом районе. Услышав от князя Волконского о тяжелом ранении А.С.Пушкина, император отправил к поэту своего личного доктора, лейб-хирурга Арендта, а потом вызвал к себе Бенкендорфа и рассерженно произнес: — Я знаю, полиция не исполнила своего долга. Шеф жандармов попытался оправдаться: — Я посылал в Екатерингоф, мне сказали, что дуэль там. Государь пожал плечами: — Дуэль состоялась на островах, вы должны были это знать и послать всюду. Бенкендорф был поражен его гневом, когда Николай I прибавил: — Для чего существует тайная полиция, если она занимается только бессмысленными глупостями! Вскоре Арендт прибыл к Пушкину с запиской от царя: «Любезный друг Александр Сергеевич, если не суждено нам свидеться на этом свете, прими мой последний совет: старайся умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свое попечение». Затем приехал от Николая I В.А.Жуковский и передал его устное заверение: «О жене и детях не беспокойся: они мои». В ответ А.С.Пушкин судорожным движением поднял руки к небу и прошептал: «Вот как я утешен! Скажи Государю, что я желаю ему долгого, долгого царствования, что я желаю ему счастья в его сыне, что желаю ему счастья в его России». Граф П.Д.Киселев был очевидцем того момента, когда царю принесли записку доктора Арендта с сообщением о безнадежном положении Пушкина. «Он проживет еще лишь несколько часов, — с горечью произнес император, — я теряю в нем самого замечательного человека в России». Когда же В.А.Жуковский известил Николая I о смерти поэта, он с удивлением увидел слезы на глазах того, кого именовали железным и грозным властителем. На следующий день после похорон А.С.Пушкина Николай I собственноручно написал указ «О милостях семье Пушкина»: 1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове пенсион и дочери до замужества. 4. Сыновей в пажи и по 1500 руб. на воспитание каждого до вступления на службу. 5. Сочинения издать за казенный счет в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10000 руб.» 18 марта 1837 года император распорядился о разжаловании поручика Дантеса и немедленной высылке его из России. Объясняя свое решение, Николай I сказал: «Рука, державшая пистолет, направленный на нашего великого поэта, принадлежала человеку, совершенно неспособному оценить того, в которого он целил. Эта рука не дрогнула от сознания величия того гения, голос которого он заставил замолкнуть».