Клуб «Симбирский глагол». Ведущий  Клуба – Жан Миндубаев. Тема заседания: «Учиться, учиться и учиться!» От ведущего. Вышеприведенное  изречение  обычно связывают с именем  самого  знаменитого симбирянина – Владимира Ульянова (Ленина). Однако первым этот постулат озвучил все же Виссарион Белинский... Но суть не в первородстве. Суть — в абсолютной точности этой фразы. ?бо еще задолго и до Белинского, и до Ленина народ определил, что «Ученье – свет; неученье – тьма». Тьма! ? напомнить об этом в начале нового учебного года совсем не лишнее... Еще одно соображение. Вот привыкли считать Симбирск средоточием  писателей, литераторов, историков. А ведь Симбирск-Ульяновск по полному праву можно назвать и городом педагогов. Посмотрите-ка, какая славная когорта Учителей здесь учила уму-разуму и различным наукам  «племя младое»! Перечисляю навскидку: ?.Ульянов, ?.Яковлев, В.Кашкадамова, А.Знаменская — и так далее. Эти  педагоги и их коллеги были истинными служителями просвещения в тогдашней, еще весьма безграмотной России. Это благодаря их  подвижническому труду  медленно, но верно выбиралась наша страна из мрака  непросвещенья... Но надо  тут добавить еще вот что. В той давней уже России было очень много юных граждан, СТРЕМ?ВШ?ХСЯ  к образованию, к учению.  ?менно стремившихся. ? эти молодые люди затем несли уже на своих плечах высокое бремя просвещения. В знак высокого уважения  к ним, а также в некой надежде, что сегодняшнее племя школяров также мечтает и хочет учиться, я публикую накануне нового учебного года два отрывка из своих книг, посвященных учителям и ученью. В одном из них – раздумья о нелегкой, но такой благородной учительской доле. В другом – рассказ о том, как страстно мечтал учиться педагог и просветитель  ?.Я.Яковлев. ****** МЕЧТА СБЫЛАСЬ! ?з книги «Выдвинут самим провидением...» Двадцать четвертого апреля 1867 года от попечителя Казанского учебного округа в адрес директора Симбирской классической гимназии ?. В. Вишневского пришла депеша. Они гласила: "Я разрешаю принять по экзамену в пятый класс вверенной Вам гимназии крестьянина-собственника ?вана Яковлева, о чем и предоставляю Вам сделать должное распоряжение". Это весьма радостное известие для юноши ?вана  Яковлева означало: цель, к которой он так упорно стремился, близка. Целых четыре года после окончания землемерно-таксаторских классов он вынашивал мечту о поступлении в гимназию. Препятствий, на первый взгляд, вроде не существовало: устав 1864 года объявил гимназии бессословными учебными заведениями. Таким образом, законы Российской империи уже не запрещали прием в эти привилегированные учебные заведения выходцев из "низшего сословия" и "инородцев". Однако реализовать право на обучение в гимназии неимущим – в том числе и ?вану Яковлеву – было весьма трудно. ? дело не только в том, что за обучение в гимназии надо платить немалую сумму – 20 рублей в год, то есть двухмесячную зарплату землемера. Еще два – гораздо более существенных препятствия – стояло на пути к учению. Первое и, пожалуй, самое главное:  выпускники землемерно-таксаторских классов обязаны были отслужить в удельном ведомстве не менее десяти лет. Если же по каким-либо уважительным причинам начальство отпускало мерщиков со службы, то требовалось возвратить удельной конторе средства, затраченные на обучение не только в землемерных классах, но и в начальном училище. А это были немалые деньги. Вторая причина: обучение в землемерно-таксаторских классах было гораздо менее основательным, нежели в первых четырех классах гимназии, хотя и приравнивались к ним. Так, скажем, гимназисты изучали иностранные языки, а будущие землемеры – нет; более "куцыми", нежели в гимназии, были и программы по математике, истории, русской словесности. ? чтобы иметь шансы на поступление в гимназию, надо было значительно повысить уровень своей образованности. А это сделать, выполняя кочевую и нелегкую работу сельского землемера, было очень непросто. ?ван Яковлев прекрасно осознавал: гора перед ним крута. Но он твердо решил взобраться на нее во что бы то ни стало. С самообразованием было проще. Тут все зависело, в конце концов, от самого себя, от собственного усердия и старания. В конце 1865 года мерщик Яковлев переходит на более "оседлую" работу из Сызранского уезда в Симбирск, в удельную контору. В губернском центре легче доставать книги, словари, учебные пособия. Да и вообще  город предоставляет больше возможностей для образования, пополнений знаний. Яковлев договорился о посещении уроков в гимназии; подыскивал себе репетиторов – разумеется, бесплатно, по приятельству – у него уже имелись в Симбирске кое-какие знакомства с "образованной публикой". Казалось все идет на лад. Но – как гром среди ясного неба – в октябре 1866 года последовал перевод ?вана Яковлева в Алатырь. Впрочем, ясное небо над головой ?. Яковлева к тому времени уже давно было затянуто мрачной облачностью. Дело в том, что еще в марте, желая посвятить все свое время подготовке к поступлению в гимназию, он подал управляющему удельным округом Арсению Федоровичу Белокрысенко прошение об увольнении со службы. О том, что из этого вышло, ?. Я. Яковлев расскажет позднее так: "Это совпадало со временем, когда мерщики бежали с казенной работы на частную практику по отводу земли помещиками крестьянам, каковая работа оплачивалась лучше. Поэтому Белокрысенко, прочтя мое прошение, заподозрив с моей стороны то же намерение, рассердился на меня и раскричался. В просьбе моей мне было отказано. Будучи по характеру упрям и настойчив, я лично более не являлся к Белокрысенко, а начал с ним неравную борьбу. Первоначально мною было подано прошение в Петербург директору департамента уделов графу Стенбоку. Получаю отказ. Тогда у меня явилась мысль откупиться от службы в уделах, внеся то, что обошлось мне обучение в землемерном училище, считая по 60 рублей в год. Я подал по начальству прошение такого содержания. Мне снова отказали. В 1866 году при встрече я все рассказал священнику Баратынскому, а ранее и писал ему о том же. Баратынский был в хороших отношениях с отставным генералом Головинским... Он был побочный сын известного в Симбирске генерала ?вашева, адъютанта Суворова... Генерал Головинский по просьбе Баратынского написал обо мне письмо симбирскому губернатору барону Велио, прося снестись с Белокрысенко, чтобы тот меня не задерживал в удельном ведомстве. В то же время Баратынский поручил мне в дополнение к посланному письму лично явиться к барону Велио, что я и исполнил. Барон принял меня любезно, но из этого ничего не вышло. Он сообщил мне, что говорил с Белокрысенко и тот заявил, что ни за что меня не отпустит... Так как все мои попытки добиться увольнения из удельного ведомства несправедливо парализовались Белокрысенко, то я всей душой его ненавидел, злобствуя против него до того, что по временам готов был, казалось, убить его. ?ногда в мечтах мне представлялось, что я взлетаю под небо и оттуда сбрасываю на него шар. Но нет худа без добра!.. Хотя Белокрысенко явился для меня чем-то вроде камня на шее, мешавшего мне жить, моя борьба за право дальнейшего образования закалила мою волю, следовательно, повела к лучшему..." Продолжая работать в удельном ведомстве, мерщик Яковлев подал еще одно прошение – на этот раз прямо министру императорского двора графу Адлербергу. Он просит уволить его из удельного ведомства за плату для продолжения своего образования. Ответа из Петербурга нет. Но Яковлев не унывает. Он просит походатайствовать за него полковника Самсона Дмитриевича Раевского и помощника Белокрысенко по управлению удельным округом ?. А. Плотникова. Тем временем управляющий удельной конторой, желая избавиться от надоевшего ему мерщика, переводит ?. Я. Яковлева в октябре 1866 года в Алатырь, полагая, что таким образом он будет лишен возможности надоедать ему просьбами. А. Ф. Белокрысенко по-прежнему считает, что его подчиненный хитрит, обманывает его, не учиться мечтает, а желает уйти на более доходную работу. А в те дни ?ван Яковлевич уже готовится усердно для поступления в гимназию, берет уроки, штудирует учебники, постигает языки. Приказ покинуть Симбирск срывает все его планы... "Сослав" неуступчивого подчиненного в дальний угол губернии, удельный начальник полагал, что тот откажется от всякой мысли об увольнении. Однако коса нашла на камень. ?ван Яковлевич и не думал свертывать борьбу с начальством за свое освобождение от службы. Он познакомился со смотрителем алатырского уездного училища Ф. А. ?вановым и преподавателем А. А. Мукосеевым, стал брать у них уроки по латыни и немецкому языку, алгебре, геометрии. Ни одной зря потраченной минутки, ни одного праздного часа! Учеба в гимназии становилась тем желаннее, чем более она отдалялась. Себя ?ван Яковлевич не щадил. Не оставил он в покое и свое начальство. Снова и снова просит он своих влиятельных знакомых – священника А. ?. Баратынского и отставного полковника С. Д. Раевского, имевших большие связи в губернии и столице, - похлопотать за него в департаменте уделов. Оба они не остаются равнодушными к судьбе ?вана Яковлева. С. Д. Раевский в Петербурге, а ?. Баратынский в Симбирске хлопочут за Яковлева. Долгое время никаких утешительных вестей в Алатырь не поступает. Но вот, наконец, хлопоты, вроде бы, идут к успеху. В Симбирск из столицы идет бумага с резолюцией по поводу Яковлева: "Донести, чтобы управляющий в настоящее время его не задерживал". Казалось бы – Яковлев свободен. Но не тут-то было. Невзирая на распоряжение из Петербурга, А. Ф. Белокрысенко упрямо стоит на своем: Яковлева со службы не уволю! В декабре управляющий приезжает в Алатырь и здесь происходит последнее тягостное объяснение. Донельзя раздосадованный А. Ф. Белокрысенко устроил своему подчиненному "сцену". Вызвав к себе мерщика и грубо накричав, на него, он заявил Яковлеву: "Ты никогда не будешь в гимназии!" ?ван Яковлев был настолько потрясен, что заплакал... Перед ним наглухо захлопнулась заветная дверь, произошло крушение всех надежд! Он был близок к отчаянию: все рухнуло! Но жизнь полна неожиданностей! Прошел всего один день после разговора с начальством, разговора, не оставивши даже проблеска надежды. ? вдруг – не откуда-нибудь, а прямо из Министерства императорского двора и уделов приходит новая бумага. Она извещает, что мерщик ?. Я. Яковлев уволен из удельного ведомства – и даже без "выкупа", то есть возврата денег за обучение! ?зумлению и радости ?вана Яковлевича нет границ, Как же попреки мнению управляющего удельным округом произошло его увольнение? Что помогло свершиться нежданному чуду?! Чуда меж тем никакого. Оказывается, очередной запрос из Петербурга – почему удельная контора не может уволить мерщика Яковлева? – пришел в Симбирск в отсутствие А. Ф. Болокрысенко. Тогда его помощник А. Плотников, сочувствующий Яковлеву, в обход своего непосредственного начальства, тотчас же своей властью "уволил" мечтающего учиться землемера и выслал соответствующие бумаги в столицу в Департамент уделов. Таким образом – без ведома А. Ф. Белокрысенко – и был ?ван Яковлевич освобожден со службы. Знал ли в тот час своего ликования ?. Я. Яковлев, что, когда он станет гимназистом, тот же самый А. Ф. Белокрысенко постоянно будет интересоваться его судьбой, станет оказывать юноше довольно весомую материальную, помощь?! А впоследствии неуступчивый администратор даже будет в приятельских отношениях с окружным инспектором чувашских школ ?. Я. Яковлевым и признается, что не отпускал мерщика из конторы только потому, что не верил его утверждениям, что хочет учиться, а не гнаться за большим заработком... ?так, увольнение со службы состоялось. Теперь как можно быстрее – из Алатыря в Симбирск. На пути к гимназии оставалось последнее препятствие – приемные экзамены. Они были назначены на август 1867 года. В запасе было еще целых полгода. ?ван Яковлевич изо всех сил ринулся восполнять пробелы в своем образовании. Теперь исключительно только от него зависело – быть ему гимназистом или нет. Предстоящее испытание было нелегким. Ведь надо успешно выдержать целых семнадцать экзаменов! Бесконечные утомительные занятия... Яковлеву помогает переехавший вместе с ним из Алатыря А. А. Мукосеев – он определился на службу в судебную палату. Он знакомит ?вана Яковлевича с гимназическим учителем русской словесности М. В. Арнольдовым. Тот дает будущему гимназисту уроки языка и литературы. Кроме того, ?вану Яковлевичу было разрешено присутствовать на занятиях, которые племянник полковника С. Д. Раевского, готовившийся к поступлению в технологический институт, брал у репетиторов. В весну и лето 1867 года ?вану Яковлевичу удивительно везло на отзывчивых людей! Даже директор гимназии ?. В. Вишневский сочувствовал абитуриенту – возможно, потому, что сам много лет прожил в чувашском селе, где его отец был священником – а, следовательно, знал темноту народа, его забитость, его отчуждение от всякой образованности. Во всяком случае, в своем ходатайстве в учебный округ он писал, что Яковлев истинно желает учиться, даже не останавливаться на гимназии. Такое влечение к образованию в чуваше, по мнению директора, важно тем, что отучившись, он может иметь большое влияние на земляков своих и тем, может быть, подвигнул бы их к образованию, которого они пока чуждаются. Более того: ?ван Васильевич, понимая, сколь непосильными могут оказаться для понравившегося ему чуваша приемные испытания, даже просил округ зачислить Яковлева в гимназисты вообще без экзаменов. Ему было отказано. Тогда ?. В. Вишневский разрешил абитуриенту посещать уроки в гимназии и даже сказал, что на худой конец будет ходатайствовать о том, чтобы Яковлева разрешили принять в гимназию без экзаменов на правах вольнослушателя. А пока... пока что – занятия и занятия. Гимназическая твердыня должна быть взята! ? тут подкралось к ?вану Яковлевичу великое искушение. В конце июня он получает телеграмму от О. Л. Косинского с предложением картографировать большое, в 20 тысяч десятин имение принца Александра Гессенского под Самарой. Гонорар – шесть тысяч рублей. Шесть тысяч! Небывалая сумма для неимущего мерщика. Материальная обеспеченность на долгие годы! Ах, велик соблазн! Но ?ван Яковлевич нашел в себе силы отказаться от заманчивого предложения – это мешало его планам поступить в гимназию. Занятия продолжались. От них Яковлева оторвал только тиф, которым он переболел в августе, накануне вступительных экзаменов. Болезнь сказались на их результатах, ?ван Яковлевич "не выдержал" испытаний по пяти предметам. ? все же директор ?. В. Вишневский зачислил Яковлева в пятый класс гимназии - "условно". А через три недели ?ван Яковлевич писал своему первому учителю Алексею ?вановичу Баратынскому: "Спешу уведомить Вас, что я с первого сентября поступил в V класс гимназии, впрочем, окончательно только сегодняшний день. При приемном экзамене не выдержал из истории, закона божия и географии; а из других 12 предметов сдал удовлетворительно и хорошо; в настоящее время я сдал и эти пять и принят совсем". Мечта сбылась – Яковлев стал учеником Симбирской гимназии. Подчеркнем: он стал первым чувашем, поступившим в это учебное заведение за пятьдесят лет его существования. ****** ДОРОГА УЧ?ТЕЛЯ . ( ?з книги «Утренний лист»)   Вот опять отправляться в дорогу! Уже подан скрипучий возок ? жена, затаивши тревогу, Поцелует скитальца в висок.   Эх, дорога – российский проселок! Кто из путников с ним не знаком? Он опутал страну невеселым, Бесконечным гнилым кушаком.   Ребра все обобьешь о повозку – В стужу – кочки, а в оттепель – грязь. Экипаж рассыпается в лоскут, По ухабам и ямам влачась.   От деревни к деревне петляет Жмется к селам, как жилка к виску. То ль сама меж трех сосен плутает? То ль выводит людей к большаку?   Boт загадка той русской дороги, Что ведет неизвестно куда. Сквозь пространства, и судьбы, и сроки Неотвязная, словно беда.   ?ль на это и впрямь воля божья? Было так – так и будет в веках?! Бездорожье кругом, бездорожье ? в империи всей, и в умах.   Бездорожье отчаянье множит – Повздыхать и рукою махнуть! Мысль народа беспутность треножит Ни шагнуть не дает, ни вздохнуть.   Колокольни, избушки, остроги. Нищета бесконечных полей. Тяжко ноют усталые дороги - Сердце пост больней и больней.   Бесприютность убогих трактиров, Тяжкий храп бедолаг-ямщиков... Ах, Россия! Обочина мира? Бездорожье во веки веков?   Низко стелются рваные тучи. Стылый сумрак над Волгой-рекой. Как народ –  ясноглазый, могучий – Смог дойти вдруг до жизни такой?   Колокольчика звон. Звон кандальный – Этот чаще в дороге слышней. Где же тракт становой, беспечальный К счастью светлому мчащий людей?!   Кто укажет, направит, поможет? Кто отыщет тот радостный путь? Дума душу Ульянова гложет, Тяжко давит, мешает вздохнуть.   Церковь? Бог? Ожидание чуда? Каракозовский пистолет? Так откуда, откуда, откуда Хлынет радости истинный свет?   Где же выход? Тупое смиренье? Вера в доброго государя? На какой из дорог избавленье? ? откуда засветит заря?   Дождь потопом... ?ль хляби разверсты? Стонет тяжко казенный рыдван. Как кресты, полосатые версты, Словно саван, белесый туман.   Но каким-то неясным виденьем Вдруг среди непроезжих дорог Как жар-птица мелькнул опереньем В темноте чуть живой огонек.   Кто зажег это чистое пламя Всем дождям и ветрам вопреки? Дальновидными смотрит глазами Наш седок из-под твердой руки.   Ближе, ближе уснувшие избы. Хоть инспектор промок и продрог – Все не в счет, все забудется – лишь бы Не погас тот в окне огонек.   Ведь уже не туманной догадкой – Очевидным явленьем возник: Школьный дом, где над детской тетрадкой – Вдохновенный учителя лик.   Лик в окне... Да еще вдохновенный! Уж не слишком ли пышен букет Для того, кто работой согбенный, Тянет школьный хомут много лет?   Не кляня незавидную долю. ?знурительный труд за гроши – В неказистой бревенчатой школе В беспросветной российской глуши.   Не страшась ни нужды, ни доносов, Ни карающей длани владык Он ведет ребятишек курносых В мир познанья, в мир радостных книг.   В мир надежд и страстей благородных, Где добром побеждается зло. Где нет нищих, забитых, голодных. Где душе и светло, и тепло.   Да, достоин высокого слога, Да, святее премногих святых Педагог в деревеньке убогой – Света, знаний, добра проводник.   Это он –  терпеливый и мудрый, – С просветленной и чистой душой ?х ведет в непременное утро К горизонту, к дороге большой.   Не ему ли судьбы провиденьем Всю деревню – избу за избой – Сквозь невежество, мрак и сомненья Суждено повести за собой?   Весь народ... От незнания – к знанью. От отчаянья – к вере в себя. От покорности – к самосознанью, Зло и подлость вокруг истребя.   «Тьме – исчезнуть! А свету – воспрянуть! В это веруя, не отрекусь!» Сколько лет неустанная память Эту клятву твердит наизусть?!   С дней студенческих, не позабытых Повторяет учитель завет: Зажигать в деревеньках забитых Просвещенья магический свет.   Просвещенье... Зовущее слово. В нем – надежда, движенья залог. Не оно ли укажет дорогу Для блуждающих без дорог?!   Свет в окне. Свет в ночи беспроглядной. Тень надежды, на счастье намек. Маяком для России громадной Светит тот золотой огонек.   ?, подобно библейскому чуду, Пусть выводит заблудших на тракт. ? гореть ему вечно и всюду Прожигая невежества мрак!