Клуб «Симбирский глагол».
Ведущий Клуба – Жан Миндубаев.
Тема заседания: «Тихая поступь весны».
От ведущего.
То ли мировой метеоклимат виноват, то ли политический климат уже начал влиять на погоду, но весна нынче приходит на необъятные просторы Поволжья как-то тихо, вкрадчиво, неспешно. Возможно, в противовес нестерпимой людской суетливости?
В апреле как бы пошло тепло, даже травка начала проклевываться из земли. ? бац! За ночь навалило целые сугробы, я лично еле-еле из деревенского своего пристанища выбрался – дверь не мог открыть, она у меня (в отличие от мудрых таежных охотников) не внутрь, а наружу открывается...
? никакого большого половодья, а, по Пришвину апрель –это весна воды, не случилось, и пойменные луга Присвияжья остались сухими...
? скворцы с прилетом подзадержались, и грач не спешил обновлять свои гнездовья, и даже воробьи чирикали как-то осторожно, вроде бы, опасаясь возвращения зимы…
Неужели политика даже на природу влияет?
Но вот «...отгремело военных речей торжество...» (по Булату Окуджаве), и да, да, да! – явился в зарослях высаженного мной давненько шиповника божественный голос...
Соловей запел! О-о-о!
Значит, весна пришла окончательно!
? вот некие мои наблюдения за ее неторопливо-вкрадчивой поступью…
?з записной книжки.
*****
«....«Все врут календари...” Подтверждаю: врут. ? синоптики — тоже. Вот, скажем, нынче: чего только нам не наобещали! ? «небывало раннюю весну», и глобальное половодье. Но апрель уже за середину перевалил — а где обещанное? Жидкая водичка поверх осевшего льда течет — вот и половодье...
Вообще говоря, человечество с временами года что-то слишком намудрило. В допетровские времена на Руси новый год, известно, начинался в сентябре. Сентябрь... увядание природы... переход в анбиоз — и Новый год? Нелепица, конечно.
Но и первое января, как точка отсчета нового витка Земли вокруг солнца — тоже не того... Двадцать второго декабря наша планета прошла точку убывания света в северном полушарии — уже более недели прирастает день — и вот те на: Новый год! Да он уже состоялся, братцы, в ночь на двадцать третье декабря!
Так и с весной. С двадцать второго марта — только! — в северном полушарии день становится длиннее ночи. ?, следовательно, только с этого числа начинается оттаивание замерзавшей полгода половинки Земли. Вот оно, истинное начало весны! Но куда там! Мы, нетерпеливые, уже с первого марта ее приход празднуем.
Но природу не объедешь на кривой. ? потому я давно сам для себя определил приметы, сообщающие поспешает или нет долгожданное утро года. Некий, так сказать, светофор весны. ? красный, желтый и зеленый цвета на нем оповещают меня об этапах весноприхода с большой вероятностью точности.
Вот март. Солнышко днем пригревает — ласковое, но к вечеру превращается в раскаленный медный поднос и опускается в ярко-красную купель. Ясно: что бы там не вещали синоптики, тепла не жди. Красный цвет — весны запрет.
То ли дело желтизна! Во-он под вытвявшим кустом смородины появилась яркая точечка — вылез, размохнатился первоцвет мать-и-мачехи. Еще одна желтая точка сером — это бабочка-лимонница как-то неуверенно, ныряя впервые вылетела понежиться на апрельском солнышке. ... ? еще один желтый свет вспыхнул на пути весны — это распушилась, зацвела верба, прятавшая до поры, до времени от холодов в пушистом пухе свои нежные крохотные цветочки.
Желтый цвет — готовность номер один для весны настоящей, не каледарной. День-другой — и вспыхнет разрешающий, зеленый цвет: выбросит первые листочки береза, выгонит из-под прошлогодней палой листвы упругий зеленый стебель сичевичник, развернутся на лужайке средь еще жухлой травки сморщенные лопушки конского щавеля. ? тут уж рванет весна без удержу, прямиком в ликующий май! Теперь ее уже никому не удержать, никаким заморозками не сковать. Вперед, на зеленый!..»
****
«... Неудержимость весны особенно явственно обнажается после теплого апрельского дождика, неслышно явившегося ночью. Вернувшись под вечер из леса (а сапоги в пыли — это подсохшая бурая листва прошлого года набрала на себя все, что оседало на снег в течение долгой зимы) долго-долго любуешься силуэтом березы на закатном светлом небе. Береза явно по густела — это пошли раздаваться, набухать ее почки, значит отошла земля под корнями, напиталась талой водой. Дерево явно чего-то ждет, томится в предчувствии некой приятности... Вот просвистела стайка чирков по уже темнеющему небу, вот уже и серые сумерки залили окрестности. Не хочется идти в избу, зажигать огонь, кипятить чай — даже в темноте дышит, оживает все вокруг. Еле слышимые писки, шорох пробежавшей мыши, шуршанье. Просыпается, всхлипывает, шевелится земля и все на ней...
Ночью вдруг кто-то вроде бы жесткой варежкой прикоснулся к жестяной крыше. Раз, другой. ? пошел шуршать — мягко, неназойливо, умиротворяюще. Это тихий дождик идет на помощь весне, это он смывает тяжесть долгой зимы, труху и нежиль...
А утро — ясное, светлое, воистину пасхальное. ? — вот чудо! — исчезла вся серость вокруг. Береза осыпана изумрудными капельками листвы (за ночь развернулись!), лужайка в саду топорится зелеными иголками, закудрявилась старая бузина возле изгороди. Благостность в природе, в душе. ? улыбчив сосед, надел праздничную рубашку, тянет руку через плетень: «С воскресеньем, парень!»
? в самом деле: с истинным воскресением! ?з небытия, из стужи, из печали — к жизни! к надежам! к счастью!»
****
«Надо только дожить до апреля. До тех солнценосных обновляющих дней, когда стылой коростой сползает с нашей земли до печенок надоевший, в ледяную лепешку слежавшийся снег — и посочилась, потекла по низинкам к ручьям, речкам и озерам вода. ? хоть не отошла еще земля от мороза, и холодит бок с полуночной стороны (а с южной — печет жарко) — этот блеск текучей воды под солнцем, эти низины, заполняемые какой-то звонкой, жизнерадостной влагой, эта мелкая рябь под ветерком нашептывают, нажурчивают, наворковывают: конец зимней мертвечине! жизнь вернулась! воспрянь, все живое! ? не отогнать мальчишек от ручьев, и часами сидит старик на пеньке у вздувшейся речонки, уставившись в быстрый поток; и девица у родника, пока наполняются ведра, как-то уж очень кокетливо оглядывает свою ногу (пусть даже в резиновом сапожке)... Жизнью! Жизнью наполнила все вокруг эта всамделишная Ж?ВАЯ полая вода...
Эта весенняя стихия не оставит равнодушным никого. Сколько прекрасных картин, сколько песен, сколько рассказов родилось из восхищения талой водой, смывающей не только с земли всю накопившуюся усталость, весь хлам и мусор бытия, но и с наших душ! ? кому как не нам, волгарям, дано ощутить благотворность и очищение, приносимые Большой водой? Много лет храню в сердце потрясение, испытанное возле древнего городка Свияжска в разгар волжского половодья... Круглый остров, увенчанный храмами и монастырями — весь в воде. Половодье залило всю пойму Свияги и Волги, все тракты, все пойменные леса. ? она не стоит недвижно, эта стихия — а несется вниз, к Каспию. Лихо несется, тащит на себе все что ни попадя: стога сена, снесенные ворота и изгороди, разметанные в верховьях плоты. ? мы, пацаны, на утлых лодчонках, гоняемся за сосновыми кряжами, цепляем их на буксир, волочем к Свияжску: за каждое бревно можно выручить рубль — а то и трешку! ? я гребу, и тянется за мной сучковатый кряж, и крохотная лодка моя уже сидит по самые ушки в воде. Одно качание, одна волна — и нет ни меня, ни лодки в ледяной лавине несущейся воды...
Увы! — «рукотворные моря», лишив Волгу течения, лишили и нас радости видеть, ощущать, восторгаться волжским ледоходом и идущей вслед за ним полой водой. Но есть еще в нашем краю речки и реки, одаряющие радостью и ледолома, и разливов.
Лично я ежегодно любуюсь разгулом вешних вод возле исчезнувшшей деревеньки Новые Тинчали на Свияге. Весело видеть, как гонит ветер волну над бывшей пашней, как млеют чайки на воздушных потоках, как стоит на кочке чибис, что-то высматривая возле себя... ? почему-то жизнь кажется вечной, счастье – непременнным, хорошее –повседневным.
Такова целительная сила настоящей живой воды.
Особенно чувствуется это там, где стаявший снег заполнил тихие низинки в перелесках, на опушке, в луговинке. Отстоявшаяся вода прозрачна, на дне лежат прошлогодние листья, а из прогретой земли уже явилась ярко-желтая капелька цветка мать-и-мачехи...
Я зачерпнул рукой снежницу.
? — словно током по рукам:
Я детство дальнее, как птицу,
Поймал. Держу. Дрожу. А сам
В недоумении и страхе:
Все изменилось — мир и я,
Дороги, поезда, рубахи
? даже школьная скамья.
Все перечеркнуто годами!
Все переломолото в труху!
? сами мы давно с усами,
? старость вечно на слуху.
? этот знак непостоянства
Отмел былое навсегда
Но вот в ладонях, как лекарство,
Стоит весенняя вода.
? нет в ней никакого чуда —
Она из снега и из льда.
Но вновь вернулись ниоткуда
Мои далекие года.
Распахнуто над миром небо.
Печальный отодвинут срок.
? воскрешает быль и небыль
Снежницы маленький глоток...”
*****
«...Первая поклевка ...Ну, кто проснулся в реке? Конечно, маленький, в ладошку голавлик. ? обратно бы в воду его оправить, да вот сильно поранен крючком, будет мучиться…
Бросаю несчастного в травку. Снова закидываю удочку. Жду, жду… А когда через полчаса собираюсь менять место – нет голавлика на траве! Куда делся? Вместо него лежит вернувшийся уж. ? спит себе ! Спит, даже когда я уж чуть его сапогом не трогаю. ? вдруг взвивается от испуга всем, явно отяжелевшим телом! Э-э, братец! Значит, ты позавтракал моим голавликом и уже ползти от сытости не смог? Решил тут же и поспать после еды..
Прости, потревожил...»
