Клуб «Симбирский глагол». Ведущий Клуба – Жан Миндубаев. Тема заседания: «Год литературы». Гость клуба – поэт Валентина Коркина. От ведущего Поэт и краевед Николай Марянин, готовя «Антологию симбирско-ульяновской словесности», провел поистине огромную редакторскую и изыскательскую работу, суть и значение которой трудно переоценить. Практически он вернул, возродил из забвения целый пласт симбирских литераторов, в разные годы создававших духовную ауру региона... Конечно, не все произведения равнозначны. Не все отмечены, скажу так, «знаком высокой пробы». Но, как выразился однажды известный советский писатель Федор Панферов, «...горные хребты не существуют без холмов и взгорий, их предваряющих». Вот и продолжим «восхождения», то бишь, прочтения, этих «холмов и взгорий». Сегодня Николай Марянин рассказывает нам о Валентине Коркиной.   Николай МАРЯН?Н, поэт и краевед. Жить ожиданием поэзии О поэтессе Валентине Коркиной я впервые узнал из восторженных высказываний её земляков из села Никулино Николаевского района. В местной школе, оказывается, даже оформлен учениками уголок, посвящённый писательнице. Здесь собраны её дипломы и грамоты, копии писем и газетных статей, автобиография, перечень изданных книг, поэтические публикации. Творчество Валентины Коркиной изучают на уроках, а школьники написали литературно-биографическое исследование о своей землячке «В её стихах воспет наш край»... Я разыскал поэтессу при подготовке антологии «Ульяновская словесность. Начало XXI века», предложил опубликовать в книге подборку её стихов. ? получил быстрый  ответ: «Благодарю Вас, Николай, за то, что нашли меня и включили в содружество ульяновских поэтов и писателей. Для меня это радостно и бесценно - как неожиданный подарок судьбы! Всё, что касается родины, очень дорого для меня...» Валентина Михайловна последние 40 лет живёт в городе Курске, в родные места наведывается редко. Родилась она в Никулино 15 ноября 1942 года, когда село ещё относилось к Пензенской области. Училась в местной сельской школе, потом переехала в город Кузнецк, где окончила десятилетку и три года работала паяльщицей на заводе электроприборов. Тогда уже писала стихи и публиковала их в городской газете. Тяга к творчеству привела её на факультет журналистики МГУ. Практику проходила в Уфе, Горьком и Красноярске, где тоже остались её поэтические публикации. После окончания университета в 1970 году была направлена в посёлок Степное Саратовской области, где работала корреспондентом в газете «Заря». В апреле 1973-го заняла первое место в областном конкурсе молодых поэтов, который проводился в Саратове. Ну а с 1975 года журналистка долгие годы работала в областной газете «Курская правда», корреспондентом и заведующей отделом. За несколько творческих десятилетий Валентина Коркина издала 8 поэтических сборников. Два первых вышли в Воронеже - «Спасибо, день...» (1978) и «Всему живому в лад» (1983). Эти книги позволили ей в 1984 году вступить в Союз писателей СССР. Стихи переводились на болгарский, украинский, таджикский, осетинский и грузинский языки, публиковались в российских журналах и альманахах «Поэзия», «Студенческий меридиан», «Волга», «Молодая гвардия», «Север», «Наш современник», «Дальний Восток», «Литературный меридиан» и многих других. Печаталась она даже в зарубежных изданиях «Эдита» (Германия) и «На любителя» (Атланта, США). Несколько сборников стихов издано в Курске: «Предзимний сад» (1992), «Земные токи» (1996), «Но день придёт...» (2002), «Открытая даль» (2007), «В слове любом — сердце» (2014). А в 2011-ом поэтесса стала лауреатом литературной премии имени Е.?.Носова. В марте 2015 года мне довелось с «Литературной филармонией» побывать в райцентре Николаевка. Здесь в библиотеке собралась местная творческая интеллигенция, и я рассказал землякам о Валентине Коркиной, прочёл её стихи. Оказалось, что в районной библиотеке есть три книги поэтессы, которые сюда передали из Никулинской школы. Но самой Валентине Михайловне побывать здесь пока не удалось, и была выражена надежда, что в случае её очередного приезда на родину такая встреча в Николаевке всё-таки состоится... А пока я попросил поэтессу написать и прислать мне свои воспоминания о родных местах, о том, с чего начинался путь в поэзию. ? Валентина Михайловна живо откликнулась на эту просьбу. Ниже публикуется её ностальгическое эссе «? откроется тебе сокровенное...», а также большая подборка стихов. В очередном письме поэтесса сообщила, что с нетерпением ждёт выхода в свет антологии ульяновской словесности: «Мне безумно хочется иметь её, чтобы познакомиться со своими земляками и их творчеством! Теперь буду жить ожиданием...» Знакомимся с творчеством Валентины Коркиной.   Валентина КОРК?НА. ? откроется тебе сокровенное... (Эссе). …Заветное место, где находился наш чудо-камень, мы с подругой детства Тоней Березиной нашли сразу же, несмотря на то, что не были здесь много лет. Ещё бы: сколько раз сиживали на нём в подростковом возрасте! Обнаружив однажды большой каменный выступ среди сосен на склоне Лысой горы, мы – и по отдельности, и вдвоём, и вместе с другими ребятишками – каждое лето по несколько раз приходили сюда удостоверяться в своём открытии: камень с каждым годом становился всё больше и больше: он рос! Поначалу мы не понимали, почему это происходит, просто удивлялись увиденному. Потом догадались: весеннее таяние снега, летние дожди постепенно смывали с уклона почву, с каждым разом укрупняя вросший в землю неохватный булыжник. Так что никакого чуда, в общем-то, в этом явлении не было. Теперь же коричневый, с тёмными разводами камень просто поразил нас своей величиной. Огромный монолит не известной нам, нерушимой скальной породы выступал из склона горы вперёд метра на три. Его верх представлял собой почти ровную, с небольшими вмятинами и бугорками, горизонтальную площадку; такая же по виду боковая поверхность уходила едва ли не отвесно вниз, в почву. Было понятно, что, как и раньше, над откосом горы выдаётся только часть каменного исполина, остальное же его трудно представимое по размерам «туловище» всё ещё скрыто в земле. С волнением, в предвкушении знакомого, уже испытанного здесь счастья мы сели на краешек выпирающейся из грунта «скалы», опустили вниз ноги и огляделись… Взгляду открылись те же виденные не раз и навечно запечатлённые в душе дали. Раскинувшийся полукругом широкий горизонт был обрамлён справа длинным рядом высоких лесистых холмов, исстари называемых здесь горами. Прямо перед нами лежало внизу родное село с его четырьмя улицами и до сих пор величественным, хотя и основательно разрушенным в первые годы советской власти (взорвана колокольня), храмом. За околицей привольно расстилались луга. С левой стороны к избам близко подходила, ластилась речка. За нею – поля, словно обрезанные на горизонте длинной линией железнодорожной магистрали, протянутой с востока на запад. Это по ней один из поездов унёс меня когда-то в Москву, а Тонечку – в обратную сторону – в Сызрань. Других наших сверстников… - Где теперь все? Как живут? Да и живы ли? – Антонина, словно подслушав мои мысли, грустно заглядывала мне в глаза. Мы стали вспоминать всех, с кем доводилось смотреть с этого камня в заманчивые, покрытые голубоватой дымкой дали. Всех, кто, как и мы, подались юными из здешних мест в иные города и веси – искать своё счастье. Как разбросала нас судьба! Нет, уже никогда не сойтись нам вместе, не собирать по лесам грибы и ягоды, не рвать в роще ландыши, не сидеть на своём любимом месте – чудо-камне. Да и назвать его сейчас так не поворачивался язык. Точнее определило бы наше сегодняшнее состояние его другое название – горюн-камень. Да и как иначе? Мы и с Антониной-то встретились совершенно случайно, обе не знали, что приедем «домой» почти одновременно. На свидание нам выпал всего один – сегодняшний – день: я приехала вчера, она уедет в Сызрань завтра утром. Порадовались ли, погоревали – не разберёшь сразу… …? всё же отрадная мысль: пусть без подруги, но у меня будет ещё несколько дней на то, чтобы надышаться ароматным летним воздухом, запахом вольного разнотравья, побродить по живописным окрестностям, ещё и ещё раз подумать о тайне притяжения родной земли, почувствовать её плоть и дух. Плоть – это вся предметность окружающего мира, дух – его загадка, живое дыхание, пусть неслышимое, но хорошо ощущаемое. То, что заставляет трепетать сердце сильнее, чем всё видимое и слышимое. То, что иначе как мистикой и не назовёшь. Оно окружает тебя повсюду, заставляет связывать воедино прошлое и настоящее. А ещё позволяет приблизиться к той грани, за которую невозможно заглянуть… Назавтра решила пойти в луга, на широкий простор, постоять, вглядываясь в сторону железнодорожного полотна, на пригорке, где в своё время будто сами сочинились строки: …? жизнь представишь длинной-длинной, Как та дорога вдалеке, Когда услышишь звук старинный Воды, журчащей в роднике… День был пасмурный, с тихо моросящим дождиком. Вокруг – ни души, и ничто не мешало вспоминать о давних днях, ставших основанием моего дальнейшего земного существования. Почвой, на которой выросло и окрепло небольшое и тоненькое когда-то деревце моей жизни. Ах, мама! Отец! Как же много отдали вы мне для этого своей любви и ласки! Немало лет прошло после вашей кончины, а чувство осиротелости живо до сих пор… Но… что это? Откуда появились вдруг здесь, среди тоскливой безлюдности, всеобъемлющей тишины, нарушаемой лишь чуть слышным шорохом моросящего дождя, две большие птицы? ? почему они всё время кружатся надо мной и так горестно кричат? Да и что это за птицы? Сколько живу, а таких вроде не видела. ?ли их невозможно хорошо рассмотреть в тусклом свете дня, из-за дождя? Да, но почему вокруг больше нет ни одной птицы? Видно, все попрятались куда-то от непогоды. А эти две так и летают надо мной, так и плачут, так и кричат. ?менно плачут и кричат – зовуще, взыскующе: видишь ли нас, слышишь ли? ? – мороз по коже: от остро кольнувшей сердце внезапной мысли: а вдруг это души матери и отца, воплотившиеся в птиц, летают надо мной, что-то хотят сказать и горестно плачут и кричат оттого, что их птичий язык не понятен мне? Увиденное и прочувствованное повели меня следующим утром на кладбище, к могилам отца и матери: повиниться перед ними за то, что так редко навещаю из своего далека эти поросшие травой холмики с до сих пор невредимыми, лишь почерневшими от времени деревянными крестами. ?менно этой цели, в общем-то, и был посвящён мой теперешний приезд на малую родину. Сколько боли накопилось в душе от мыслей, что за последним пристанищем родителей ухаживают не мои, а чьи-то другие руки – руки добросердечных сельчан! Услышат ли сейчас родители моё горькое: «Простите!»? Слово-заклинание, которое просится на губы каждый раз, когда вспоминаю их, где бы ни была… После вчерашней мороси и серости не осталось и следа. День стоял жаркий, на небе ни облачка. Села на потрескавшуюся деревянную скамеечку рядом с могилами и дала волю безутешным чувствам. Отрешившись от всех мыслей, шептала слова благодарности, снова и снова просила прощения, надеясь и веря в то, что они видят и слышат меня. Не с такой ли верой приходим к родным могилам все мы – те, кто ещё не стал, да и вряд ли станет, иванами, не помнящими родства? Неожиданно сверху посыпались редкие крупные чистые капли дождя. Это было так удивительно: ещё несколько мгновений назад дождя не предвещало ничто. Взглянула вверх и удивилась ещё больше: над головой по-прежнему не было ни одного – даже малюсенького – облачка, лишь сияло и плавилось в бледно-голубом небе жаркое июльское солнце. Дождь шёл ниоткуда – прямо с чистой небесной голубизны! Его большие прохладные прозрачные капли словно ласкали лицо и открытые руки… Кончился дождь так же внезапно, как и начался: даже сарафан не успел по-настоящему намокнуть. Только зажглась разноцветными огоньками омытая трава между холмиками могил. Встала и направилась по едва заметной тропинке к воротам кладбища: пора возвращаться к живым. Прошла несколько шагов – мокрая трава кончилась. Дальше – всё сухо. Странно… Вернулась назад, к скамеечке, на которой только что сидела. Двинулась дальше, вглубь погоста. ? снова – несколько шагов по мокрой траве и – как отрезало: сухо… Что же выходит: дождь прошёл только надо мной? Сомневаться не приходилось: только надо мной. Кругом – и на дороге с кладбища, и на холме, и в селе было сухо. Дождь, похожий на приветный жест, на светлые слёзы радости, на утешающую ласку, принёс вещее знание: это был символ. Знак: я понята и прощена, теперь могу жить без изнуряющего чувства вины. «Понята и прощена»… «Кем?» - спросит иной скептически настроенный читатель, которому, возможно, в принципе непонятно: как можно испытывать подобные чувства? Да и не бывает такого в жизни, твёрдо скажет он. Сколько людей вообще не задумываются о проявлениях каких-либо загадочных, на первый взгляд, событий? Не верят в них? Наверное, немало. Но тот, кто способен глубоко чувствовать, кто живёт не только хлебом насущным, но и Небом, и тягой к осознанию всеобъемлющей Правды, не задаст ненужный вопрос: ему открывается сокровенное. Он сразу поверит в то, во что безоговорочно поверила я: да, понята и прощена. ? нелепо спрашивать: «Кем?»… Увидеть, почувствовать и понять такое можно, наверное, только на земле предков – том небольшом «пятнышке» среди огромных пространств, где довелось появиться на свет любому из нас. Уголок земли, где ты родился и вырос, - ближе сердцу, любимее других мест, виденных тобою. Потому что привязан ты к нему, словно не отрезанной до сих пор пуповиной. Потому что он, по выражению русского писателя ?вана Сергеевича Шмелёва, «вяжет с собой могилами». Потому что именно здесь впервые открывается тебе многоликая предметность мира, его красота и притягательность. Его душа – зёрнышко, из которого вырастает впоследствии то огромное, глубокое и не постижимое до конца, что Шмелёв же назвал «душою Родины» - душою всей России. России, которую мы любим «неизвестно за что». Но в начале жизненного пути мы познаём всё-таки душу своей малой родины. Так стоит ли удивляться тем, казалось бы, невероятным случаям, что происходят здесь с человеком? Тем «чудесам», что воспринимаются в отчем крае как вполне естественные, нормальные явления? Тому, кто нашёл, почувствовал душу родной земли, кто полюбил её и доверился ей, она открывает свои скрытые до поры тайны. Это она, душа малой родины, подставит тебе в детстве широкую площадку большого природного камня, словно добрую ладонь; откроет перед тобой дали и скажет: «?ди! Пробуй заглянуть за горизонт!» ? ты пойдёшь и заглянешь за него! ? только потом ты поймёшь, что твой «чудо-камень», «горюн-камень» был и есть один из самых заветных местечек души земли, где похоронены твои родители и другие родственники – твой род. Местечко, которое она открыла тебе в самом начале пути, благословив на дальнейшую трудную и светлую дорогу познания жизни. Здесь, именно здесь ты впервые почувствовал кольнувшую в сердце сладкую боль – любовь к отчему краю. Где бы ты ни жил, какое бы добро и зло ни познал на свете, она всегда будет с тобой – любовь, которая растёт и растёт, становясь с каждым годом всё больше и больше, как тот добрый камень на склоне горы. Любовь, которая даёт возможность верить в то, что ты сможешь преодолеть с нею любые трудности в жизни. ...Эти чувства и мысли вызваны впечатлением от одного из последних приездов на родину – в село Никулино Николаевского района Ульяновской области. Уже более 40 лет я не живу здесь, а с тех пор, когда в начале семидесятых годов умерли родители – Михаил Михайлович и Ольга Семёновна Коркины, бываю в селе лишь редкими и короткими наездами. Но родительский дом (на его месте теперь пустырь), отчий край постоянно живут в памяти. ? нет для меня воспоминаний дороже этих. ? по-прежнему нет ничего в жизни сильнее «направляющей руки» родного дома, родного края. Детство… «Сладким» его не назовёшь: время послевоенное. Но в малом возрасте трудности вроде бы и не замечаются. Потому и любой запомнившийся день кажется теперь ласковым и освещённым солнцем. Ещё бы! Зима – катание с горки на санках и ледянке. Весна – прилёт скворцов, их звонкое пение на жёрдочке скворечника; разлив речки, затоплявшей прибрежные огороды (удивление и восторг: это она – наша речка, где летом воды по колено, стала такой буйной?); склоны холмов, усыпанные горицветами. Лето – вольница: запруды на той же речке, походы на луг и в лес за цветами и ягодами. Начало осени, 1 сентября: сбор у школы, нашей необыкновенной сельской школы, которой исполнится скоро 150 лет (об истории её создания и существования можно было бы написать целый рассказ). Располагается она возле Лысой горы с большой покатой поляной наверху, окружённой вольно растущими берёзами… Все окрестности села, исхоженные нами вдоль и поперёк, были исследованы до мельчайших подробностей и, в сущности, стали общим родным домом. Хорошо помнится и другое, наверное, более важное, чем природа: сплочённость людей, их взаимопомощь. Если у чьего-либо двора рыли колодец, - работали сообща: на доброе дело сходились не только соседи, но и люди с другого конца улицы. Загорался ли у кого дом – тушить его с баграми и вёдрами бежали едва ли не все никулинцы. А сенокосы на лугу! Сено для колхозных животных заготавливали буквально всем селом. Нелёгкий труд был для всех одновременно и праздником. А разве забыть доброту людей? Оставшиеся одинокими люди постоянно чувствовали внимание и поддержку окружающих. ?м помогали не только родные, но и чужие люди. Строил кто-то дом – помощников тоже хватало. Они всегда были рядом – люди, готовые помочь кому-то вскопать картошку осенью, одолеть другие житейские трудности… Уверена: толчок к поэтическому творчеству дали мне красота родной земли, мудрость и доброта односельчан, по-детски радостное, вдохновенное восприятие жизни. Своё первое стихотворение я написала в седьмом классе. ? никому не сказала об этом: почему-то сковывало чувство неловкости… После окончания семилетки – учёба в средней школе города Кузнецка Пензенской области, работа на заводе, поступление на факультет журналистики МГУ им. М.В.Ломоносова, газетная практика в Уфе, Горьком (теперешний Нижний Новгород), Красноярске, поездка со студенческим строительным отрядом в Казахстан, с коллективом художественной самодеятельности факультета – в Мурманск. Всё это время стихийно писались стихи. ?х охотно публиковали в областных молодёжных газетах городов, где я проходила практику. Но тогда я совсем не думала о том, что поэтическое творчество станет для меня в будущем главным делом жизни. Пора познания окружающего мира – уже необъятного – продолжилась в посёлке Степное Саратовской области, куда я попала по направлению после окончания университета в 1970 году и где приступила к работе в районной газете «Заря». Многое находило отклик в душе, пришло, видимо, время духовной отдачи: стихи стали писаться всерьёз. Начала печататься в саратовских областных газетах «Коммунист» и «Заря молодёжи», была нередкой гостьей на радио и телевидении. В 1973 году участвовала в областном конкурсе молодых поэтов, где заняла первое место. Стала участницей VII Всесоюзного фестиваля молодых поэтов, проходившего в городе Кутаиси (Грузия) в ноябре-декабре 1973 года. Творческие семинары вели Николай Старшинов, Виктор Кочетков, Марк Соболь, Натан Злотников и другие известные московские поэты. Моё поэтическое творчество получило у них высокую оценку. После участия в фестивале подборки моих стихов были опубликованы в саратовском журнале «Волга» и коллективном сборнике «Начало» (Приволжское книжное издательство). В феврале 1975 года я переехала жить в город Курск, стала работать в областной общественно-политической газете «Курская правда». Осенью этого же года в Курске состоялся областной семинар молодых литераторов, где моё поэтическое творчество было названо «открытием» семинара. Пошли публикации стихов – во Всесоюзном альманахе «Поэзия», газете «Литературная Россия», журнале «Наш современник»… В 1984 году, после издания двух сборников стихов в Воронеже (Центрально-Чернозёмное книжное издательство) была принята в Союз писателей СССР. На этом, можно сказать, и закончился тот период моей жизни, который принято называть началом творческого пути. Стихи, к счастью, пишутся до сих пор. Главным их стержнем были и остаются мои размышления о жизни, о духовности и нравственности, о многом другом. Толчком для написания многих стихотворений стали благодарные воспоминания и мысли о своей малой родине, открывшей мне, не постесняюсь сказать, свою душу и многие сокровенные тайны, с надеждой отправившей меня однажды в большой мир и благословившей на светлую судьбу.   Стихи Валентины Коркиной   На Земле нет ни лада, ни мира... Кто-то беден, а кто-то богат... Коммунальная наша квартира, Как ты терпишь всеобщий разлад? ? тебя, видно, гложет тревога - Пол трясётся, дрожит потолок: Далеки мы от замысла Бога, Хоть Он сделал для нас всё, что мог.   Молитва.   ...Да не обмелей, душа, как речка, Да не стань холодной, словно лёд, Сохрани навек в себе местечко - То, где птичка певчая живёт! А всего важнее и дороже, ? необходимее всего: Пусть в тебе не смолкнет Голос Божий, Чтоб всегда я слышала Его...   *   *   *   Счастье выпало: неделю жить в глуши ? бездонными, как небо, вечерами Слушать песни о безбрежности души, Напеваемые зимними ветрами. Как засвищет ветер в клёнах у ворот, Как посыплет в окна крупкой ледяною, - Дверь открою – то ли радостью пахнёт, То ль печаль возникнет тенью за спиною. Чья обида в сердце торкнется: «Пусти!»? Чей восторг заставит выдохнуть: «О, Боже!»? ? кому я в темноту скажу: «Прости!»? – А в ответ лишь пробежит мороз по коже. Чей-то плач глубинно чувствуя и смех, Вдруг в каком-то озарении познаю, Что душа на свете общая у всех - Неразгаданная, вечная, живая. А моя в ней – только малый, слабый вздох, Капля в море, стёртый звук многовековья... Да и душу для того мне вверил Бог, Чтоб растить и наполнять её любовью.   *   *   *   На развале могучей империи, На разломе клыкастых эпох - На пеньке, что остался от дерева, Вырос мягкий доверчивый мох. Заблудились - узнаем, где север, А по птицам осенним, - где юг, ? расскажет нам солнечный веер, Где восток и где запад поют. Но не так-то всё просто... В безверии ?щем путь: тот забыт, этот плох - На развале могучей империи, На разломе клыкастых эпох.   *   *   *   До чего времена смутные: То дожди льют с небес ртутные, То восходит луна красная, То неправда ползёт грязная... Тяжко дышит моя Родина: Двадцать лет в никуда пройдено, ? летают вокруг вороны, Не боятся её норова. Время нравится им смутное, ?м до фени - дожди ртутные, ? на небе луна красная, ? неправда своя грязная... Позабыли они русское - Сталинград и Дугу Курскую: Не по клюву мы вам, вороны, Убирайтесь-ка вон, чёрные! Не летайте вокруг Родины! Силы нет у неё вроде бы, Но она - до поры сонная, А попробуй-ка кто - тронь её...   *   *   *   Ослепли - не видим друг друга, Оглохли - друг друга не слышим. Во власти какого недуга Мы порознь Затравленно дышим? Мы плакать давно разучились, Нам плакаться больше по нраву, На время кивать наловчились: Его, мол, хлебнули отравы. Мол, знаем, кем брошено семя, Взрастившее наши пороки, Мол, что теперь делать.... А время, Вздыхая, стоит на пороге ? нищенкой тянет к нам руки, Скорбя, головою качает: - Поплачьте, друзья, друг о друге! Поплачьте - и вам полегчает. ? мне полегчает. Поплачьте! Слезами вину обозначьте Не только мою... Замолчало. ? вновь головой покачало. Как стыдно! Как горько! Как больно! Поплакать бы - знаем и сами, Но только моргаем безвольно, Бесслёзно пустыми глазами.   Отчий дом   Этот дом в три окна и сад Всё глядят на меня, глядят... ?х на свете и нет давно, А глядят они всё равно. Словно взглядом хотят сберечь Средь людей - от недобрых встреч, От кривого пути, меча, От нетрудного калача, От развёрстых небес огня, От безверья, пустого дня, От потухшей в душе звезды, Вообще - от любой беды... Этот дом в три окна и сад Всё глядят на меня, глядят...     Вселенский озноб   Ох и вымахала - до небес - Эта липа у дома напротив! Но хозяева свой интерес К ней имеют: спилить бы не против. Ведь она застилает им свет: В доме сумрачно даже при солнце... ? выходит с пилою сосед С видом праведного ратоборца. Ну, давай, душегубец, пили! Я решимость твою понимаю... Это я остаюсь на мели, Вместе с липою что-то теряю. По-другому теперь заживу, Станет уже душа, мельче, ниже: Золотое окно сквозь листву Нынче вечером я не увижу. Посмотреть бы - да вроде грешно Даже взглядом коснуться случайно: Будет скучным, бездарным оно, Волшебство потеряет и тайну. Где мерцанье живое огня Через листья весёлые липы? Где игра тьмы и света - возня, Тихий смех, вдохновенные всхлипы? Где ж ты, липа? Вселенский озноб Глухо землю трясёт - самый злейший. ? ничем не остудишь свой лоб: Стало в мире поэзии меньше.   В волшебной сетке снегопада   В такие серенькие дни - Какая всё-таки отрада! - Горят оконные огни В волшебной сетке снегопада. Какая всё же благодать! - Себя забыть, но помнить это: Что можно радость познавать ? в мельтешеньи тьмы и света. Покуда пляшет светотень, Там, за её незримой гранью, На подоконнике жень-шень Творит своё существованье. Там птица вещая поёт О том, что лучше нет мгновенья, Чем то, где просится в полёт Душа в своём преображеньи; ? где не надо разбирать: Что - сон, что - явь, что - озаренье, Но взять любимую тетрадь, Оставить в ней стихотворенье.