Клуб «Симбирский глагол».
Ведущий клуба – Жан Миндубаев.
Тема заседания: «А нормально ли общество, предавшее забвению старость?»
ОГОРОД В ЛОПУХАХ
ХУТОР ВЯЗК? – обычное для России, много лет вымиравшее, но, к счастью, до гробовой доски не дошедшее местожительство крестьян, когда-то перебравшееся сюда из большого села, спасаясь от коллективизации. В полусотне верст от города, в шести километрах от бывшей центральной совхозной усадьбы, в километре от полустанка. Народ тут, в основном, сохранился пожилой – и тянет он, как может, свой земледельческий хомут… Мои соседи Бызовы – дядя Костя и тетя Маша. Оба уже на пенсии, люди простые, непритязательные. Привычная одежка – телогрейки; еда проста и неприхотлива – две сложенные вместе пенсии позволяют покупать хлеб, чай, сахар, кусок колбасы,конфетки попроще. ? раз в месяц – бутылку для деда. Остальная еда – исключительно с огорода. Так складывается пресловутая «минимальная корзина». Тете Маше – пятьдесят девять. На ее плечах огород, несушки, коза, кролики. А еще – варенье, засолка, сушка и вообще все заготовки на зиму. Солнышко еще только поднялось над леском, а голос соседки уже слышен за забором: - Чего лезешь на огурчики? ? не стыдно тебе, а? Это она «улещивает» лебеду, таская сорняк из грядки. Дед Костя разменял седьмой десяток. Сад, ягодные кустарники, заготовка кормов, дрова – его заботы. Каждую осень возле подворья стоят два аккуратных стожка. Один – козе, другой – на продажу. Жизнь стариков заполнена непрерывными хлопотами, которые несут и прокорм и удовлетворение. Сделав дневные дела, сидят старики у калитки на лавке, смотрят на закат. Так заканчиваются у соседей все дни недели, кроме выходных. О, пятница! В этот день старики молодеют. В этот день они странно суетятся. Бабуля что-то таскает из погреба, допоздна гремит посудой, выколачивает одеяла. Дед тоже не в своей тарелке, бегает бестолково по усадьбе, смолит крепкий самосад. Ну, и мне намекает – насчет рюмки. В пятницу под вечер к Бызовым приезжают дорогие гости – дочь с мужем, внучка-девятиклассница. Мария Алексеевна то и дело выбегает за калитку: не покажется ли в конце улицы красный «Ниссан». Радость предстоящей встречи выбивает стариков из привычной колеи, добавляет суматошности в привычный крестьянский быт. ? вот катит, катит он, японский вездеход. Объятья, расспросы. Основательный ужин. Все на стол – из погреба, с грядок, со сковородки. Пока гости не спеша вкушают, тетя Маша успевает и баньку протопить. А наутро на выкошенной луговине, под березой, ставится раскладушка, валятся на них дочь с зятем. Носится по деревенской улице внучка – красные шортики, белая импортная блузка. Благодать! Опять ставит старушка под навесом самовар для дорогих гостей. Опять стол уставлен вареньями и домашней выпечкой. Опять детки чаевничают и нежатся… А в воскресенье собирают гости все, что созрело в саду и на огороде, грузят в машину и… – «Чао!» – ластится к бабуле внучка. – « Пока! Жди нас!». «Нисан» пылит из деревни, тетя Маша трет глаза платочком... Повидались родные люди… Редко замечал я, чтобы городские гocти помогали старикам полоть, окучивать, косить, сгребать сено или колоть дрова. Было это странновато, и как-то при случае я спросил: – Сторонятся дела? – Нельзя им тяжело работать, – горестно вздохнула тетя Маша. – Зять – баянист в филармонии, у него пальцы огрубеть могут. У дочки голова кружится на солнце. А внучке надо сил набираться – у нее через год вступительные экзамены, в институт поступать будет. Да мы и сами еще с хозяйством справляемся, слава Богу. Объяснение было деликатное, в нем таилось желание оправдать детей перед чужим человеком. Но дядя Костя произнес словно бы через силу: – Ленища заедает их… ? тут старики вдруг начинают пререкаться насчет того, удались или не удались у них дети, хуже или лучше они, чем у других. Спор похож на старческую ломоту в костях: не смертельно, но помучивает, постоянно тревожит, лишает покоя... ВОТ пошла мода: здоровые, молодые, полные сил люди «пристраиваются» возле своих пожилых родителей. Это называется «доить предков». Смотришь: сын на скопленные за всю жизнь родителями рубли купил себе машину и раскатывает себе. В другом селе родительское подворье превращено в некую «базу снабжения» великовозрастных городских чад. Я знаю сынка, отбирающего пенсию у старушки матери … Формы «пользования» разные, но суть одна: отец – мать, дед – бабка служат для племени младого чем-то вроде подсобного хозяйства, дабы могли недоросли существовать, ничем чрезмерно себя не утруждая... Не знаю, кому как, но мне больно за неухоженных, тихо тоскующих в заброшенности своей старых деревенских людей. Мало видели они светлого в жизни, их закатная радость – дети. С обреченной самоотверженностью «пашут» старики в садах и огородах, обхаживают скотину, откладывают свои символические пенсии, сидя на хлебе и картошке, – все детям, бодрым, благополучным, разодетым. Нормально ли? Эти две линии жизни пересекаются, лишь в одном месте: там, где одни дают, а другие – берут. Может, я слишком пристрастен? Суждения приходилось слышать разные. Один из ветеранов все свои личные льготы бросивший на обслуживание потребностей детей и внуков, сказал: – А кто о них позаботится, если не мы? Я считаю правильным: свое уже пожил, остаток жизни – потомкам. А вот другой пенсионер Семен Лисов с горечью рассказывает об ином: – Троих сыновей вырастил, двух дочерей. Все разъехались, живут по городам. Зимой изба пустая, сижу бобылем. Но в мае показываются мои наследники: зелень пошла, лучок, куры несутся. Детям я радуюсь, а на душе – муть. Я для них вроде кучки удобрения, извините за сравнение. Любви нет, одна выгода... ? высказаться не могу: обидятся, совсем глаз не покажут. Молчу, а в душе плачу... Невидимые миру слезы стариков… Сколько чернил и слов извели мы в спорах о молодежи, ее неустроенности, ее проблемах! Есть, есть они, но разве можно ставить на одну доску трудности молодых и обделенность старых? У первых все еще можно поправить и устроить, наладить – не жалей только сил, усердия, труда. У вторых впереди – лишь обреченность, безысходность, мрак. Великому Пушкину, на мой взгляд, удалось обнажить истинную суть подоб¬ной драмы. Вспомните повесть «Станционный смотритель»: вроде бы, не живут в нищете, вроде бы, не стоят на краю беды пожилой отец и его благополучно устроившаяся дочь. Но скатывается в пропасть алкоголизма старый смотритель, не в силах побороть тоску по детинушке своей! Говоря об условиях сельской жизни, наши публицисты сетуют на скудость «культурного пайка», отпущенного деревенскому жителю; горюют по поводу неухоженных сельских клубов, потрясены грязью деревенских улиц, А одинокие старики на этих улицах? ? если эти люди стали лишь привычной деталью сельского пейзажа – нам надо забыть слова о возрождении духовности. Страна непочитаемой старости... Можно ли назвать здоровым общество, живущее по таким меркам? Можно ли надеяться на свет в конце туннеля? Конечно, не всегда и не всеми оберегались и почитались родители. Русская литература сохранила потрясающие примеры бездушия по отношению к своим «предкам» и в старые времена. Но тысячи российских деревень, в которых доживают ныне одинокий век брошенные на произвол судьбы старые люди, – вечный укор и государству, и нам, грешным. Человек бессердечным и равнодушно-расчетливым вряд ли родится. Но ведь становится же? Почему? Одну половинку ответа на этот вопрос – применительно к деревне – я знаю. Рос в селе, видел, как молодежь любыми способами рвалась в города, – там «давали» общежитие, там существовали выходные дни и даже пиво по вечерам. Человек, которому удалось вырваться в город, всегда ощущал свое превосходство над «колхозником-навозником». В том числе и к собственным родителям, оставшимся бедовать в крестьянской избе… ? все же, все же…А мы-то сами: отцы-матери, бабушки-дедушки? Как допустили такое? Paзве мораль разрушалась без нашего участия, разве понятие «долг» становилось односторонним без нашей помощи? Есть, есть наша вина! Помягче пристроить своих деток – это наше кредо. Задумывались ли мы о последствиях, когда всячески старались стелить соломку помягче нашим чадам? Ах, как оберегаем мы от всяких тягот, как озабочены тем, чтобы всячески облегчить их жизнь! Пристроить…похлопотать…посодействовать… ? стоит ли удивляться тому, что молодым зачастую безразлична не только родительская грядка, но и судьба родных сельских просторов вообще? Старики Бызовы тоже во многом себе отказывали. «Делали» машину молодым. На квариту им копили... Так и разошлась жизнь двух поколений на два непохожих русла... Да и теперь, на склоне лет – всем для них, молодых. Кабанчик в сараюшке. Яйца, зелень, овощи. Скопили деньжат – на бензин зятю. Без нее, без машины, ведь детки и в деревню не заглянут... Эх, чувства наши родительские! Однако нынешней весной прихворнул Константин Васильевич. Тете Маше приходится одной тяжело. Она уже не держит козу. Остались на попечении стареющей хозяйки только куры да огород. ? уже не показывается в деревне красный «Ниссан»! – Бензин, говорят, нынче дорогой, – комментирует тетя Маша. – Много не накатаешься. ?з избы доносится голос деда: – Едут, что ль? Старая крестьянка молчит, глядит за околицу. А в огороде, еще недавно таком ухоженном, грядки затянулись зеленой плесенью – все лезет и лезет сорняк. ? пропалывать его вроде уже и некому и ни к чему… Жан М?НДУБАЕВ.