Клуб «Симбирский глагол». Заседание ведёт Жан Миндубаев. Тема заседания: Великий  поэт на великой реке (Пушкин и Поволжье). Гость клуба - Николай Марянин.   Визитная карточка гостя: Николай Марянин – журналист, поэт, краевед. Работал редактором, собкором во многих газетах Поволжья и в федеральных изданиях. Автор книг «Спасение от безумия», «Бог умер», «Звёздный ковчег». Лауреат поэтических конкурсов «Первая роса» (Ульяновск), «Слово» (Уфа), «Посох и лира» (Красноярск). Автор текстов двухсот песен, нескольких гимнов. В том числе - и Ульяновской области, городов Ульяновска и Читы. Автор многих краеведческих публикаций. Лауреат журналистских премий. Соавтор книг «Россия, ХХ век. ?стория 100 семей» (Харьков), «Путеводитель по Спасскому району Республики Татарстан» (Казань). ************  «Я ПУШК?Н, НО НЕ МУС?Н!»   В 2013 году исполняется 180 лет с тех пор, как Александр Сергеевич Пушкин совершил путешествие по местам сражений мятежных войск Емельяна Пугачёва, задавшись целью написать историю этой войны. Пушкиноведы до сих пор спорят, какой маршрут выбрал поэт ранним утром 8 сентября 1833 года, отправляясь из Казани в Симбирск. У тех, кто утверждает, что Пушкин ехал по правому берегу Волги, лишь два аргумента: этот путь короче и переправа всего одна. В то же время у их оппонентов гораздо больше фактов, подтверждающих, что Александр Сергеевич всё-таки проезжал тогда по левобережью через Лаишевский и Спасский уезды Казанской губернии. ? главный аргумент – запись в путевом дневнике поэта: «Лаишев – город в шлафорке...»   ЛА?ШЕВСК?Й СМОТР?ТЕЛЬ   Среди жителей дореволюционного Лаишева, небольшого городка на Каме, долгие годы существовало предание о пребывании великого поэта в их городе. В «Московских ведомостях» (№323 за 1901 год) была опубликована статья О.П.Суворова «Пушкин в Лаишеве», как раз основанная на этих преданиях. Описанный в газете случай вошёл в последующем в сборник руских исторических анекдотов об Александре Сергеевиче. Речь идёт о тех минутах, когда Пушкин 8 сентября 1833 года после полудня приехал в Лаишев и остановился у почтовой станции, чтобы получить свежих лошадей. Поэт торопливо выпрыгнул из тарантаса, вбежал на небольшое крыльцо и закричал: «Лошадей!» Но никто не отозвался. Пушкин заглянул в три комнатки и, не найдя в них никого, нетерпеливо воскликнул: «Где же смотритель? Господин смотритель!..» Появился заспанный лысый старичок в ситцевой рубашке и с пёстрыми подтяжками на брюках: «Чего изволите беспокоиться? Лошадей нет, и вам придётся обождать часов пять...» Пушкин за долгую дорогу не раз уже слышал такое, и это привело его в ярость: «Как нет лошадей? Давайте лошадей! Я не могу ждать. Мне время дорого!» Старичок хладнокровно прошамкал: «Я вам доложил, что лошадей нет! Ну и нет. Пожалуйте вашу подорожную...» Пушкин серьёзно рассердился. Он нервно шарил в своих карманах, вынимая из них бумаги и засовывая их на место. Наконец, поэт подал что-то старичку и спросил: «Вы же кто будете? Где смотритель?» Старичок медленно развернул бумагу: «Я сам и есть смотритель... По ка-зён-ной на-доб-нос-ти, - прочитал он затем протяжно и вдруг обратил внимание на фамилию проезжавшего. - Гм... Господин Пушкин!.. А позвольте вас спросить, вам не родственник будет именитый наш помещик, живущий за Камой, в Спасском уезде, его превосходительство господин Мусин-Пушкин?» Поэт, рассеянно рассматривая висевшие на стене почтовые правила, быстро повернулся на каблуке к станционному смотрителю и внушительно продекламировал: «Я Пушкин, но не Мусин! / В стихах весьма искусен, / ? крайне невоздержан, / Когда в пути задержан!.. Давайте лошадей!» Возможно, именно после этого случая Александр Сергеевич записал в своей дорожной тетради три слова, позволяющие утверждать, что поэт был здесь: «Лаишев – город в шлафорке...» Шлафорка – это модный в те времена домашний халат, одеваемый утром после сна. Видимо, и сам городок показался Пушкину заспанным, как тот старичок на почтовой станции. А пушкиноведы посчитали также, что дорожная запись говорит о впечатлении сугубой провинциальности и неблагоустроенности, которое произвёл на поэта Лаишев. Писатель Айдар Сахибзадинов в записках «Моя улица» описывает ещё одну версию приезда сюда Пушкина: «Ехал через «сонный» городок Лаишев. Перепугал начальство. Прилетел слух, что едет чиновник из Петербурга с высочайшим документом (оный в самом деле имелся: предписание императора о вспомошествии местных властей сочинителю А.Пушкину в поисках свидетельств о бунте Е.Пугачева). Возможно, там, в Лаишеве, и родилась идея «Ревизора», которую Пушкин подарил впоследствии Гоголю...»   СПАССК?Е ПОМЕЩ?К?   Как бы то ни было, лошадей Пушкин всё-таки получил и отправился на переправу через Каму, которая располагалась ниже Лаишева у села Табаево. ?горь Смольников в книге «Путешествие Пушкина в Оренбургский край», изданной в Москве в 1991 году, пишет, что лаишевские впечатления поэта рассеялись уже во время переправы на левый берег реки. Далее Пушкин ехал по широким просторам Спасского уезда. В одной из деревень, сообщает Смольников, поэта развеселила надпись на заборе: «Милости просим, добрые люди. Здесь есть овёс и сено». А рядом – на дощечке – намалёваны два мужика, взвешивающие на весах эти самые сено и овёс. Так тогда рекламировалась гостиница для проезжающих. Это могло быть в селе ?змери, где находилась почтовая станция. Затем коляска проехала Куралово. Влево от тракта, идущего на Спасск, дорога шла в село Бездна (именно в нём в 1861 году взбунтовались крестьяне). Здесь как раз и находилось имение Михаила Николаевича Мусина-Пушкина – того самого «именитого помещика, живущего за Камой». Человек он был известный в нескольких поволжских губерниях, потому как с 1827 года являлся попечителем Казанского учебного округа, в который входила и Симбирская губерния. На эту высокую должность в ранге заместителя министра просвещения России он был назначен указом императора Николая I. У Александра Сергеевича и Михаила Николаевича был общий далёкий предок – Григорий ?ванович Пушка. Но поэт почему-то с иронией относился всегда к этому родству. Ещё в стихотворении «Моя родословная», написанном в 1830 году, он как бы открестился от Мусиных-Пушкиных, сместив ударение в фамилии на второй слог и высказавшись вполне определённо: «Я грамотей и стихотворец, / Я Пушкин просто, не Мусин, / Я не богач, не царедворец, / Я сам большой: я мещанин…» Поэт противопоставил здесь две ветви одного и того же рода, одна из которых захирела, а другая, Мусины-Пушкины, получив графство, вошла в придворную аристократию. Не удивительно поэтому, что Александр Сергеевич, услышав от смотрителя в Лаишеве фамилию Мусина-Пушкина, отреагировал такой едкой эпиграммой. Впрочем, поэт и в других ситуациях реагировал соответственно. К примеру, ещё на вечеринке в Казани к нему, по сохранившимся преданиям, подошла поэтесса Анна Александровна Наумова, помещичье имение которой находилось в селе Зюзино Лаишевского уезда. Ранее она издала поэтический сборник «Уединённая муза закамских берегов», а Пушкину решила показать рукопись, попросив вписать что-нибудь в тетрадь. Поэт бегло пролистал её и быстро написал: «Уединённая муза / Закамских берегов! / ?щи с умом союза / ? не пиши стихов!» Завернуть в Бездну и встретиться с помещиком Мусиным-Пушкиным у Александра Сергеевича желания, видимо, не возникло. А вот фамилия Молоствовых, которые владели многими поместьями в Спасском уезде, Пушкину была более по нраву. В лицейские годы в Царском Селе среди его близких приятелей находился офицер гусарского полка Памфамир Христофорович Молоствов, о котором поэт написал в нескольких своих стихотворениях. Юный поэт любил общество отчаянных гусаров, которые проводили свободное время в застольях и картёжных баталиях. Сохранилось предание, будто на одном таком кутеже Пушкин поспорил, что выпьет бутылку рома и не потеряет сознание. Пари он выиграл, потому что, выпив бутылку, хоть и не сознавал ничего, но сгибал и разгибал мизинец… Памфамир Христофорович умер в Санкт-Петербурге в 1828 году, но во время поездки Пушкина в Поволжье имением Никольское на реке Бездне управлял его отец Христофор Львович Молоствов. А в тех же ?змерях и Куралове, расположенных на почтовом тракте, поместьями владел Таврион Христофорович – родной брат Памфамира. Вполне возможно, что Пушкин мог навестить их и даже переночевать в молоствовском имении, откликнувшись на гостеприимство хозяев. Мог поэт провести ночь с 8 на 9 сентября и в Спасске, куда он, учитывая проблемы с лошадьми и переправой, добрался бы только поздним вечером. Что тогда представлял из себя уездный городок? Об этом можно прочитать в казанском журнале «Заволжский муравей» за тот же 1833 год, в очерке «Поездка в Болгары и Билярск», под которым стоит подпись Р-нъ (видимо, так подписался издатель журнала, казанский историк Михаил Рыбушкин, который тоже встречался с Пушкиным в Казани, а ещё в юности поэт написал о нём эпиграмму). Автор писал, что Спасск является городком небольшим, домов примерно на двести. ?з них не больше десятка можно было назвать порядочными, прочие представляли собой крестьянские избы. В городе существовала не бог весть какая больница, училище и при нём, как свидетельствовал Р-нъ,  «достаточная библиотека, физический и минеральный кабинеты».   ЭКСКУРС?Я МОНАХА   Главной причиной, побудившей Пушкина ехать в Симбирск через Спасский уезд, исследователи называют желание поэта посетить руины древнего города в Болгарах. На это, будто бы, его настроил казанский профессор Карл Фукс, коллекцию булгарских древностей которого Пушкин видел, когда был у него дома в гостях. ?горь Смольников в своей книге попытался подробно представить, как утром 9 сентября поэт прибыл в Болгары… Сначала коляска въехала в широкий проход в земляном валу, - сообщает Смольников. За валом открывалось поле, а в нём то там, то сям виднелись каменные полуразрушенные постройки. Ещё издали, только подъезжая к городищу, Пушкин увидел высокий столп – это был Большой минарет, который вверху, под шатровым навершием, окантовывали железные обручи. ?ми стянули верх минарета ещё по распоряжению Петра I. Мавзолей напротив восточного фасада Соборной мечети был превращён в церковь Святого Николая. А в другом мавзолее устроили монастырский погреб. Монах, водивший Пушкина по территории булгарской столицы, рассказал, как при постройке Успенской церкви собирали по всей округе древние надмогильные плиты и замуровывали их в кирпичную кладку фундамента. Спускался поэт и вниз, к речке Мелёнке, где на берегу можно было осмотреть остатки древней бани, сложенной из красного кирпича. Другая баня, в восточной части города, где проживала булгарская знать, неплохо сохранилась. Высота её центрального зала достигала трёх саженей. Но и здесь всё находилось в запустении – потолок и штукатурка стен обвалились, внутри сплошь рос чертополох. Хорошо выглядел лишь Малый минарет, расположенный на отшибе, на кладбище. Вслед за монахом Пушкин поднялся по винтовой каменной лестнице на верхний ярус, с галерейки которого открывался великолепный вид на руины древнего города, православную церковь, село Болгары и заволжские дали. Внизу, пишет Смольников, паслись лошади, пощипывая травку среди развалин ханских усыпальниц.   ЗАГАДОЧНАЯ ВСТРЕЧА   После посещения Болгар Пушкина ничто уже не держало в Спасском уезде, и он поспешил дальше, к волжской переправе под Тетюшами. На тракте ему попался лишь один населённый пункт – деревня Комаровка в лугах на левобережье Волги. В Тетюшах поэт сменил лошадей и уже без остановок устремился через Ундоры в Симбирск, куда он прибыл в ночь с 9 на 10 сентября. ?звестно, что Александр Сергеевич был неравнодушен к прекрасному полу, и новые встречи рождали в нём высокую поэзию. В его поволжском путешествии, видимо, тоже произошла незабываемая встреча с дамой сердца, о чём сохранилось поэтическое свидетельство. Это стихотворение он пометил в рукописи так: «1833, дорога, сентябрь». Вот оно: «Когда б не смутное влеченье / Чего-то жаждущей души, / Я здесь остался б – наслажденье / Вкушать в неведомой тиши: / Забыл бы всех желаний трепет, / Мечтою б целый мир назвал - / ? всё бы слушал этот лепет, / Всё б эти ножки целовал…» «Дорога» и «неведомая тишь» указывают на то, что «этот лепет» поэт слушал в своём сентябрьском путешествии где-то в глухой провинции. Может быть, как раз между Камой и Волгой? ? он «здесь остался б» навсегда, поддавшись минутному увлечению. Однако в каком уголке Поволжья  это произошло на самом деле, и кому посвятил Пушкин стихотворные строки – видимо, навсегда останется загадкой. Как, впрочем, и многое другое из его поволжского вояжа, в маршруте которого значились и несколько десятков вёрст по дорогам Спасского уезда.